Я шёл, кутаясь в плащ и привычно рассматривая тусклую невзрачную улицу. Я здесь уже очень, очень давно и всё никак не могу привыкнуть к этим серым домам, серым тучам, что зацепились за их крыши, серым струям бесконечного дождя, вымывающего всё: серый асфальт, блёклую поникшую траву, серые костюмы и серые плащи… Иногда мне кажется, что и лица у людей серые. Но нет. Просто вечером нет солнечного света, а фонари делают краски неестественными и блёклыми. Почему здесь даже фонари серые? Я вздохнул и посмотрел на небо, чуть отклонив зонтик. Просвета не было. По щеке потекла холодная капля дождя, рисуя дорогу безысходности. В такси, которое я поймал, был такой серьезный водитель, что шутить сразу расхотелось. Он даже не кивнул, когда я назвал адрес, а сразу рванул и лихо встроился в местный трафик. Всю дорогу он молчал, напряжённо думая о чём-то. Так напряжённо, что брови нависли над ресницами как грозовые тучи над утёсом носа. Он даже не бурчал и не напевал песенку. Довершала картину уныния магнитола. Диктор местной радиостанции так монотонно читал новости, что я пару раз зевнул и клюнул носом. Если бы не выбоины, невесть откуда встречающиеся на этих великолепных, почти идеальных дорогах, я бы точно задремал.
    «Откуда берутся эти ямы?» - в который раз подумал я. Может быть это дело рук неизвестной, глубоко законспирированной подпольной террористической организации? Дороги в этом городе были великолепны. Техника, которую я видел совершенна. А ямы с назойливой постоянностью появлялись то тут, то там. Я читал в местных газетах, что ни учёные, ни инженеры не могли объяснить этот феномен. А люди… Странные здесь живут люди. Им было всё равно. Как только появлялась выбоина, они спокойно брались за отбойные молотки и лопаты, привозили дорожную технику и спокойно и уверенно латали дорогу. Казалось, их ничто не может вывести из себя. Я видел однажды, как провал образовался прямо на только что отремонтированном участке. И что вы думаете? Они хлопали себя широкими сильными рукам с пятнами солярки по крепким ногам в широких штанинах и кричали на всю улицу? Вовсе нет. Они спокойно развернулись и продолжили работу. А закончив, так же спокойно собрались и уехали. Каждый думал о своём и глядел как бы внутрь себя. Мне иногда казалось, что упади кто-нибудь из них из ремонтного автомобиля – никто и не заметит. Но это было не так. Работы были здесь организованы совершенно. Всё делалось в срок, качественно и надёжно. «Ну да. Как и должно быть на самом деле, - подумал я, - почему же у нас всегда находится тысяча и одна причина что-то недоделать, что-то сделать не так, нарушить технологию, сроки, бюджет… Да, наши инженеры бурно переживают срывы поставок и ругаются с начальством так, что не выдерживают сотовые телефоны. Взрывается батарейка. А толка нет. Дороги наши - это настолько заскорузлая проблема, что о ней уже пословицы складывают. И всё же, я бы не хотел жить в этом идеальном, но таком сером и блёклом мире.
    Мы подъехали к бару «Пурпл Рэйн», и я отпустил такси, не забыв про чаевые. Впрочем, если бы я и расплатился по счётчику, таксист всё равно не произнёс бы ни слова. Я был в этом уверен. Скучный швейцар открыл передо мной двери, и я прошёл к гардеробу, завешанному мокрыми плащами. В воздухе пахло серой сыростью. Я взглянул на старика с номерками.
    - Давайте ваш плащ, пожалуйста.
    - Много сегодня народа?
    - Почти все места заняты, но ваш столик в кабинете сервирован и ждёт вас.
    - У меня будет сегодня гость.
    - Хорошо. Я провожу его к вам.
    «Ну почему, почему!!! Почему их никогда ничего не интересует? Ведь он даже не спросил, как его зовут или как он одет. Как выглядит или как представится. И ведь что интересно! Он всё сделает чётко, как по часам. Встретит, приведёт, пододвинет стул. Как это у них так всё складно выходит? Непостижимо…» Стол был накрыт в полном соответствии с моими пристрастиями. Я начал с виски бурбон со льдом и сигары. Задумался, разглядывая сквозь струйки сизо-серого ароматного дымка салаты и холодные закуски. Не укрылся от моего внимательного взгляда и роскошный, начинающий таять холодец. С пятнами белого жгучего хрена, но не чистого снежного цвета, а скорее оттенка слоновая кость. «Эх, растает совсем, пока мы до водочки доберёмся. Где же Эльдар?»
    Темирбеков не заставил себя долго ждать. Я не успел докурить сигару, как услышал сладкий, как малина, вкрадчивый голос: «Тук-тук! Кто в домике живёт?» И наш кабинет стал шире и светлее. Только я никак не мог понять, отчего? То ли от его ослепительной чарующей улыбки, то ли от лысины, сверкающей как солнце в зените? В любом случае я был безумно рад его видеть. Обнял, посадил напротив и, зная его странный вкус, налил в бокал белого грузинского вина.
    - Ты почему такой невесёлый? – делая ударение на последнем слове, спросил Эльдар.
    - Да уж. Тут повеселишься. На полторы тысячи квадратных километров ни одной души!
    - Вах-вах! Такой большой участок! И что? Столько людей и не одной души? Вай-вай-вай. Нехорошо, - он покачал головой, и его восторженная улыбка растворилась под маской озабоченности.
    - Ты сейчас стал так похож на них. Не хочешь улыбаться, так хоть матернулся бы, что ли…
    - Зачем, слушай, за таким столом ругаться?
    - Ну… хоть какое-то проявление чувств. Соскучился я по живому. А, ладно. У тебя-то как дела?
    - Да хорошо всё. Спасибо. Хорошо. Участок у меня поменьше, конечно. Да. Хороший участок. Тихий, красивый.
    Я прыснул, не удержавшись, и пригубил клюквенный морс, чтоб не поперхнуться.
    - Тихий?! Ну ты скажешь тоже, Эльдар. Тихий. Да тут вся планета – тихая. Тихо как в гробу. Нажраться только осталось да уснуть у себя в каморке мертвецким сном.
    - Не гневи Бога, Иван. Уж кому-кому, как не нам с тобой, знать, какие места бывают в этой бесконечной вселенной…
    - Ты прав, Эльдар.
    Я посуровел, вспоминая погибших друзей.
    - И всё же, я бы с удовольствием променял эту службу на любой, слышишь, на любой самый задрипаный уголок этого бренного мира. Тошно здесь, понимаешь? Тошно. Жить не хочется.
    - Типун тебе на язык! Ты много пьёшь. Это плохо, Иван, очень плохо. Тебе сколько здесь осталось?
    - Ещё три года. Три чёртовых мокрых серых безысходных года. Ещё три года я буду вставать каждый чёртов день и видеть эти бесконечные унылые лица, вяло плетущиеся на работу утром и с работы вечером. Каждый божий день из этих бесконечных, как лента Мёбиуса, трёх лет. И ничего, понимаешь, Эльдар, ничего, совсем ничего здесь не происходит. Ни-че-го. Пустышка. Ноль. Пфыф. –
    И я выпустил колечко дыма.
    - Ну не такие уж они пустышка, - немножко не по-русски сказал Темирбеков. - У них прекрасно развиты технологии. Ответственность на высоте. Многие, да что там, почти все проекты они выполняют успешнее и эффективнее нас, таких высокоорганизованных и гармоничных личностей. Вот ты Иван, ты – гармоничная личность?
    Я задумался.
    - Допустим.
    - Нет, Иван, так не пойдёт. Ты лукавишь, - хитро сощурил глаза Эльдар и погрозил мне пальцем.
    - Ты прекрасно знаешь, что ты интеллектуальный, да? Образованный, да? и даже интеллигентный человек. Да? Сильный боец при этом, между прочим. Но не гармоничный. Нет в тебе равновесия душевного. То тёмные силы перевесят, то светлые. Мечешься ты. Как рыбка в аквариуме, пытаясь убежать от сачка. А кто мечется, тот обязательно попадётся. Да. Это я точно тебе говорю. Надо быть спокойным. Как в воинских единоборствах. Надо найти свою точку равновесия. Даже на краю пропасти, даже стоя на одной ноге. Глубоко вздохнуть и сделать своё дело. Да. Это хорошо. Это хорошо, когда человек делает своё дело. Когда он доволен результатом. Это правильно.
    - Когда ты волнуешься, я перестаю понимать твой русский язык.
    - Это ничего. Это не страшно. Ведь главное-то ты понял? «По-о-о-о-нял», – потянул он, опять сощурив и без того раскосые глаза. Я налил ему вина, и мы чокнулись.
    - Понял, говоришь? Ничего я не понял. Ты восточный человек, и поиск точки душевного равновесия очень хорошо вписывается в твою ментальность. Но, я тебе не верю, Эльдар. Прости, но не верю. Нет, не подумай плохого, я понимаю, что мы делаем нужное, хорошее и, возможно, даже справедливое дело. Понимаю. Но не верю. Ты только изображаешь спокойствие. Только делаешь вид. Я-то тебя знаю. В душе у тебя, глубоко-глубоко, идёт такая борьба, такой взрыв эмоций, что дай Бог каждому. Ты просто умеешь их сдерживать. А у меня, Эльдар, у меня этого отчаяния столько накопилось, что оно через край выплёскивается и тебя задевает.
    - Ты боец, Иван, - показал он на меня пальцами с зажатыми в них такой солнечной курагой, – Боец. Да. И я знаю, что я твой друг. Просто старый надёжный друг, которому можно пожаловаться на судьбу. Тебе нужна жилетка. Или девушка. Я знаю, ты и не такое ещё выдюжишь. Знаю, да. Давай, за женщин! – он протянул бокал с белым вином, а я налил себе водки из запотевшей бутылки. «Да, слишком рано я сегодня до холодца добрался. Так и спиться недолго…» Мы замолчали. Через полуприкрытую шторку кабинета была видна сцена. А на ней девушка в светло-сером облегающем трико танцевала. Хотя… Это было больше похоже на гимнастику. Она изображала фигуры, замирала на мгновение и меняла позу. Музыка ритмичная и какая-то рваная чеканила ритм без какой-либо мелодии. Люди слушали. В основном. Другие ели, не обращая абсолютно никакого вниманию на танцовщицу. Либо слушали, либо ели. Никаких других действий. Аплодисменты. Все дружно повернулись и стали методично стучать вилками и ножами.
    - Мне кажется иногда, ещё чуть-чуть и я их возненавижу. Мне уже сейчас хочется кричать им, что они уроды, дебилы и просто козлы.
    - Ты же не кричишь? Ты сильный. И умный. Ты справишься. У меня недавно были гости. Оттуда, – он показал на потолок, и я инстинктивно проводил его жест взглядом, - это тебе.
    Он протянул мне свёрток. Мне показалось, что это книга. Прямоугольник, завёрнутый в обёрточную бумагу, очень подходил по размерам и весу. Я вздохнул и небрежно бросил его на соседний стул. Эльдар проводил его взглядом.
    - Зря ты так.
    - Я совсем не могу читать. Давеча раскрыл томик так любимого мной Экзюпери. И закрыл. Я не могу здесь читать. Совсем. Иногда мне кажется, что мой мозг растворился.
    - В водке?
    - Дурак. Атрофировался. Совсем. Я становлюсь таким же, как они. Бесчувственным.
    - Зачем так говоришь? Это мы должны делать их другими. Это плохо. Очень плохо.
    - Мы?! – вспылил я, - Мы должны? Да ничего мы никому не должны. Они счастливы, понимаешь, Эльдар, сча-стли-вы! По-своему. Очень странно. Но они счастливы. И развиваются куда быстрее нас. Ну хорошо, пусть не быстрее. Зато стабильно и методично. И без ошибок. Без геноцида и без войн. Без революций и скачков. Стабильно. Они нас перегонят. Перегонят! Эльдар, понимаешь? Они нас пе-ре-го-нят. И прилетят к нам, чтобы изменить нас. Сделать нас правильными. И ты знаешь, я думаю, они это сделают куда эффективнее и лучше, чем мы.
    - Ну, это уже фантазии. Сказки. Посмотри на них – какое это счастье? Они же биороботы. Ходячие компьютеры. Ни чувств, ни эмоций. Нет, я думаю, они глубоко несчастны. Я вот, напротив, не понимаю, почему нам не дадут карт-бланш? За пару лет мы бы изменили их мир. Они бы научились переживать, чувствовать чужую боль, радоваться…
    - Страдать от любви, рыдать на похоронах, мучиться от бессилия помочь близким, трудиться до изнеможения, не в силах заработать даже на кусок хлеба... Они узнают столько горя, что никакая радость не смоет их слёзы. А сейчас они живут ровно. Спокойно. Счастливо.
    - Счастливо? Ты серьёзно, Иван?
    - Эльдар, а что такое, по-твоему, «счастье»?
    Темирбеков откинулся на спинку стула и стал внимательно меня разглядывать. Что-то нехорошее сквозило в его взгляде. Что-то страшное. Жестокое. Повисла пауза. Я выпил, закусив холодцом с хреном, и стал подчищать вилкой растаявшее желе студня. Получалось не очень. Но вкус сдобренного хреном холодца был великолепен. И я, вытянув губу, тянулся к вилке, наклонялся, но всё же пропустил пару капель, украсивших мои новые брюки жирными разводами. «Надо их солью присыпать, - подумал я, вспоминая мамины советы, но вместо этого откинулся на спинку стула и поднял глаза на Эльдара. Выражение его лица мне не понравилось.
    - Да. Вот такая я свинья. Мерзкая жирная свинья. Да. Но я живой. Понимаешь, Эльдар, я живой! Мне плохо, у меня душа болит! – Возникший словно ниоткуда официант посыпал брючину солью и поменял мне салфетку.
    - Иван. Тебе надо собраться с силами. А то у тебя не душа, а печень заболит. Ну в самом деле? Ну что такого страшного в этом городе? Отличные дороги, великолепные мастера. А одни только повара чего стоят! По-моему, лучшие на планете. Ну да, здесь не так часто происходят какие-нибудь события, новости… Но знаешь, Иван, - он наклонился и заговорил мне прямо в лицо, - я лучше здесь буду чай зелёный пить и слушать про успехи в области освоения и темпах развития транспортной инфраструктуры каждый день, три раза в сутки, утром, днём и вечером, чем читать военные сводки и писать похоронки на своих друзей где-нибудь на Массаракше. А ты… ты просто слабак. Сколько ты написал вчера отчётов?
    - Написал? Ахахахахах!!! - Я громко, нарочито громко рассмеялся. - Ско-пи-ро-вал! Скопировал. Понимаешь, Эльдар, я их копирую. А какой смысл? За последние семь лет на моём участке не было ни души.
    - Тебе надо поучиться у местных серьёзному и ответственному отношению к порученному делу. Мы не можем, просто не вправе прекращать работу. Да что там! Ты ведь и сам знаешь, что такое душа. Одна живая душа может перевернуть этот мир! Сделать его счастливым и гармоничным! Вселить в него жизнь. Веру, надежду, любовь…
    - Счастливым? – я смотрел на Эльдара, и его силуэт начал расплываться, – счастливым, говоришь? Так они и так счастливы. Как ты не понимаешь, Эльдар? Мы делаем одну громадную ошибку. Такую ошибку, которая уничтожит нас как вид. Нам не счастливыми их надо делать, нет. Нам надо защищаться от них, бежать, строить заслоны и крепости, таможни и пропускные пункты. И всё равно эта зараза проникнет к нам и уничтожит нашу цивилизацию. Зараза, которой нет. Вирус, которого не существует. Несуществующая душа. Отсутствие эмоций. Они сожрут нас, Эльдар, как людоед младенца. А мы… мы даже пикнуть не успеем. Знаешь, почему я пью? Я – полевой командир, лидер западного освободительного движения, непобедимый и неубиваемый «Барс»? Знаешь?! Мне не в кого стрелять. Эльдар, здесь нет врагов. Здесь все счастливы. Здесь у всех всё одинаково хорошо. Здесь нет врагов. И это «нет», это ползучее, сволочное «ничто» меня убивает.
    Я выпил не закусывая. И добавил уже совершенно спокойным голосом:
    - Спасибо, что приехал. Мне надо было выговориться. Я знаю, ты не будешь писать отчёт туда (я показал пальцем наверх). Поэтому я приглашаю иногда к себе старого боевого друга. Сам-то ты как?
    - Я? Я хорошо. Много читаю. Вот надумал диссертацию писать.
    - Да ну?! Да ты, брат вояка, теперь учёный! Рад за тебя, рад. Ладно, не принимай близко к сердцу эти сопли. Сдюжу я. Не впервой. Давай, пока!
    Я пожал его крепкую руку и вышел под дождь без плаща. Тотчас выскочил гардеробщик и швейцар раскрыл зонт. Лишь пара капель успели коснуться моего разгорячённого лица. Распахнулась дверца такси. Я посмотрел наверх. Темнота. Захотелось выть волком, но я сжал зубы и грузно плюхнулся на заднее сидение.
    - 7 квартал, строение 41328.
    - Хорошо.
    Я вздрогнул. И рассмотрел спину водителя. Щупленький, узкоплечий… Совсем не соперник мне, боевому офицеру. Попытался заговорить:
    - Огоньку не найдётся? Кажется, я оставил зажигалку в кабаке.
    Водитель молча и не оборачиваясь протянул мне руку. Я уже было потянулся к ней, но понял, что он не даёт, а показывает, где можно найти прикурить. Мне стало спокойнее.
    - Вы разговорчивый, - попробовал поддержать я беседу.
    «А вдруг? Кто знает, в каких иногда удивительных телах загорается огонёк души».
    - Новая инструкция от двенадцатого пятого девяносто пятого. В целях улучшения и расширения.
    - Понятно, - грустно потянул я, поудобнее устраиваясь на сидении.
    Ответа можно было не ждать. Ни ответа, ни продолжения беседы не последует. Я это слишком хорошо усвоил. За эти чёртовы семь лет, пропитанных серыми нескончаемыми дождями. Машина изредка подскакивала на мелких ямах и объезжала свежие провалы, выхватывая фарами из тьмы серые невысокие здания неопределённой этажности. Крыши их тонули в дождевых облаках и тумане. Иногда попадались и дорогие дома, отделанные отполированным до блеска серым кимберлитом, и тогда казалось, что нам навстречу, прямо из дома, мчится другой автомобиль. А вот и вправду фары сверкнули. Я оглянулся и заметил точно такую же, как у нас, машину. Она следовала за нами на одном и том же расстоянии и в точности повторяла все наши повороты и перестроения. «Какая чушь, – подумал я, – кому я тут нужен? Здесь и службы-то такой нет. Следить-то не за кем. Ерунда какая-то»
    - Послушай, любезный, развернись, пожалуйста, я хочу забрать, всё-таки, свою зажигалку в кафе.
    Водитель выполнил манёвр молча, как будто только и ждал этого. Машина последовала за нами. Я попросил ещё раз резко и нелогично поменять маршрут, но преследователи не отрывались. Волосы на загривке вздыбились. Это странная реакция на опасность даже приклеила ко мне кличку «Барс». «Барс опасность почуял», - шептались бойцы. И никогда меня это чувство не подводило. Что это? Ангел-хранитель, чуйка, интуиция – я не знал. Меня устраивало, что это работает. Я попросил остановиться за несколько метров до кафе у дома, который то ли строился уже невесть сколько времени, то ли вечно ремонтировался. «Удобно», - подумал я. Собственно, наличие замороженной несколько лет назад стройки и глубокого котлована во дворе были главными причинами выбора кафе «Пурпл Рэйн» для конспиративных встреч. Эльдар всегда смеялся: «Кого ты здесь боишься, командир? Ты же любого здесь одной левой, да что там, одним пальцем-мизинцем левой руки…? А? Да и нет здесь ни бандитов, ни контрразведчиков. Незачем им. Экономически нецелесообразно». Досмеялся. А всё же, я был прав. На Бога надейся, а сам не плошай. Я вышел из своего авто и подошёл к преследователям.
    В машине был только водитель. Я постучал по боковому стеклу. Оно скрипнуло и лениво опустилось вниз. Тотчас капли дождя начали рисовать узор на кожаной обивке двери.
    - Прикурить не найдётся – глуповато спросил, наклоняясь и не особенно задумываясь об изысках словесности или конспирации. Мужчина протянул мне зажигалку. Я схватил его за руку и заломил её об дверь. Другой я схватил его за плащ у самого горла и притянул к себе так, чтобы он не мог достать вторую руку.
    - Чего тебе надо?! Ты зачем за мной следишь? На кого ты работаешь? Правительство? Разведка? Имя! – заорал я ему прямо в лицо.
    - Я Николай. Коля. Транспортная компания номер 12457. Вот мой жетон. Я чем-то обидел вас?
    Я посмотрел на него. Спокойное лицо. Ничего не выражающее. Ни страха, ни ненависти. Ни обиды или чувства мести. Ничего. Серые пустые глаза без тени эмоций. Смотрящие как бы не на тебя, а куда-то внутрь. Отпустил его. Он поправил форму.
    - Я чем-то обидел вас? - повторил он вопрос.
    - Иди к чёрту!
    - Простите, я не понял.
    - Да! Обидел! И ты, и все остальные дебилоиды. И город ваш сраный, и дожди эти бесконечные, - я присел на асфальт, закрыв лицо руками.
    - Вам плохо? Вызвать врача? Может быть, отвезти вас до дома?
    - Нет, спасибо. Это был приступ. Простите, я немного болен.
    - Бывает.
    Я вернулся в своё такси и поехал домой. Поднялся на этаж и выглянул в окно, не поднимая жалюзи. Таксист уехал, а водитель второй машины ходил вокруг неё кругами, прямо под проливным дождём, и с кем-то говорил по телефону, то и дело посматривая вверх, на моё окно. «Сука. А может, мне просто мерещится? Нервы сдают?» Я налил себе виски со льдом и закурил. Снова выглянул в окно. Там никого не было. «Точно, нервы», - решил я и рухнул на кровать, не раздеваясь и не принимая душ. «Надо меньше пить», - пронеслось в голове перед сном.
    Спал я беспокойно. Мерещились какие-то кошмары, я то кричал, то ворочался, а то мчался спасать кого-то мне совершенно незнакомого от неведомой напасти. Заснул под утро. А когда встал, увидел жалкое зрелище. Одеяло валялось на полу. Подушка, смятая и чуть надорванная, забилась в угол в другом конце комнаты, а простыня напоминала полотно импрессиониста: скомканная во всех возможных измерениях и частично свесилась на пол белым флагом капитуляции. Голова трещала, как спелый арбуз. Но я не стал пить, а принял контрастный душ и побрился. И тут мне на глаза попал свёрток, который мне передал вчера Эльдар. Я грубо разорвал обёрточную бумагу и бросил куски на пол. «Убраться бы надо», - пронеслось в голове. Комната моя в последнее время изрядно заросла мусором. Носки, рубашки, плащ свесился с плечиков, изо всех сил пытаясь удержаться одним рукавом, другой был вывернут наизнанку. На кухню не хотелось даже заходить. Я знал, какой хаос ожидает меня там в раковине. «И ведь есть же посудомойка. Ну, казалось бы, что стоит просто сложить туда тарелки? Нет, это не лень. Это уже диагноз.» В пакете действительно оказалась книга. Война и Мир. Толстого. Но только второй том. И всё. Ни письма, ни записки, ни каких-либо бланков. Пришлось поднять куски обёртки с пола и внимательно их проверить. Ничего.
    «Эльдар прикалывается», первое, что пришло мне в голову. Бросив книгу на журнальный столик у кресла, я открыл холодильник и с сожалением оглядел представившуюся мне картину. Точнее, её полное отсутствие. На одной из полок стоял изрядно раздувшийся пакет кефира. И всё. Космический вакуум. «Не буду его трогать. А то рванёт, придётся холодильник отмывать потом», - в тридцать четвёртый раз подумал я и закрыл дверцу. Плюхнувшись в кресло у окна, я стал листать книгу, раскрыв её где-то в середине. И тут мне на коленки выпала открытка. Старинная пожелтевшая от времени бумага, блёклые краски. Оборотная сторона девственно чиста. Ни текста, ни адреса отправителя, ни имени получателя. Штампов тоже не было. А на лицевой стороне была изображена девушка в платке, завязанном так, как это делают работницы на фабриках, и с прижатым к губам указательным пальцем. Строгий взгляд, сведённые брови. А внизу подпись: «Не болтай!». Улыбаться расхотелось. Слишком на грустные ассоциации наводила эта картинка. Не люблю странности. Они всегда настораживают. Уж так сложилась моя жизнь, что я привык получать от судьбы лишь неприятные и очень неприятные сюрпризы. А то немногое хорошее, что случалось в моей бестолковой жизни, не сваливалось на меня с неба. Нет. Я добивался этого сам. Своими руками. И тяжёлым трудом. Закурил. Потом встал и подошёл к окну, подняв жалюзи светло-серого цвета. Нет, в моей голове никак не укладывались эти детали. Посылка из центра контроля и ускорения, в которой были не инструкции, а книга. Не вся, а только второй том. С дурацкой, совершенно бессмысленной здесь открыткой, которая так неестественно хорошо вписывалась в последние произошедшие со мной события. «Вот! Открытка!» - проносилось в голове. Проносилось. Но никак не укладывалось в сколько-нибудь логически обоснованную цепочку.
    За окном серые люди спешили по делам. Урчали моторами машины. Никто не сигналил. Незачем. Правила дорожного движения соблюдались неукоснительно. Начала подкатывать чёрная тоска. Такая тёмная, что даже странности сегодняшнего утра стали отходить на второй план. «Надо заказать виски. И кофе с пиццей». Из раздумий меня вывел звук удара и громкие вскрики прохожих. Машина, что собиралась повернуть на перекрёстке направо, задела столб. «Сейчас все разойдутся», - подумал я. И в самом деле. Прохожих интересовал только один факт - целостность серых плащей и на какое время они задерживаются. Люди прибавили темпа и разбежались по фабрикам, кафе и магазинам. Приехала аварийка и помогла водителю. Две минуты. И, кажется, здесь ничего и не случалось. Всё так же спешат прохожие и фырчат машины. Разве что у столба что-то валяется. «Ничего, сейчас мусорщики уберут. Не пройдёт и минуты. Однако, что это?»
    Я пригляделся, и свёрток показался мне очень странным. Скинул тапки и, ловко надев кроссовки, вышел на улицу. Взглянул на небо по старой привычке, но ничего не поменялось. Тучи, тучи, тучи… Хорошо хоть дождя нет. На переходе нетерпеливо топчется народ. А вот и синий. Я перешёл дорогу и поднял свёрток. Похоже на обрезок водопроводной трубы. Только лёгкий какой-то. Вернувшись к себе, я развернул пластиковую газету, в которую был упакован предмет, и ахнул. Это была флейта! Настоящая серебряная флейта.
    Я привычно собрал её и поднёс к губам. Задумался, а потом осторожно, как величайшую ценность, положил на столик и побежал в ванную. Побрился, помылся, одел чистую одежду и взял в руки волшебный инструмент. Несколько раз я сбивался, порой мне приходилось подбирать забытую ноту. Пальцы слушались меня с большой неохотой, но всё же «Бюро» Баха, игранную когда-то совсем в другой жизни на выпускном музыкального училища, я осилил. И, совершенно ошеломлённый нежнейшими звуками, откинулся на кресле, раскинув руки. Очарованный, я пришёл в себя лишь спустя пять минут. «Флейта – земной инструмент. Как он мог здесь оказаться? В этом районе он мог быть только у меня. Других вариантов нет. Они совершенно исключены. И хоть я и увлекаюсь спиртным в последнее время, но памяти я не терял. Это точно. Странно. Надо посоветоваться с Темирбековым».
    И тут мне вспомнилась открытка, полученная накануне. Не болтай. «Нет, нет, какая чушь. Эльдар мой боевой друг. Я ему жизнь спас однажды». Но открытка сидела занозой в мозгу и свербела, как недолеченый зуб. Я встал и начал ходить по комнате вперёд-назад. Но это не раз проверенное в трудных ситуациях средство не помогало. «Что ж, попробуем связать всё это в один клубок». Что делать с книгой и открыткой, я не знал. А инструмент навёл меня на мысль, что стоит посетить местный концертный зал. Благо музыка здесь не в почёте, здесь больше ритм и марши любят. И концерт-холл был здесь всего один. А я был в нём через десять минут. Я человек лёгкий на подъём. А тут такой случай! Да что там «такой». Хоть какой-нибудь. Хоть что-то случилось в этом сером промозглом мире. Я был полон энергии, лёгкое чувство опасности щекотало нервы и гнало по венам кровь, накачивая всё тело адреналином и силой. Я снова был в своей тарелке.
     Прежде чем нырнуть в служебный ход концертного зала, я завернул в маленькое кафе быстрого питания. Во-первых, когда я здоров и полон сил и энергии, мне всегда хочется жрать. Думаю, девушки меня простят за грубость, но всё же я хотел не есть, не перекусить, а именно жрать. Думаю, цыплёнок и пара тарелок борща с пампушками да пять-семь настоящих, «маминых» пирожков с рисом, запитыми двумя-тремя стаканами компота из кураги, могли бы лишь слегка приглушить мой аппетит. Ну и осторожность. Как же ж без неё. Особенно если конспирация так удачно объясняет необходимость поесть. Я сел за столик у окна и огляделся. Следом за мной у кафе припарковался автомобиль.
    Да, он был похож на странного ночного преследователя. Но я отогнал от себя эту мысль. Все машины здесь одинаково серы. Здесь даже марок нет. Нет смысла. Из авто вышел мужчина в плаще и стал прогуливаться взад и вперёд прямо под окнами кафе. «Случайность. У него тут явно свидание. Или на концерт собрался с подругой. Но до концерта ещё полтора часа. «Дьявол, я стал чертовски мнителен». Весёлое настроение растворилось в начинающемся на улице дожде. Мужчина раскрыл серый зонт и не думал уходить. Аппетит пропал. Я пригладил шею на загривке рукой и попросил счёт. Улучив момент, я вышел через кухню во двор, а оттуда проник в театр через чёрный ход. «Если это белая горячка или мнительность - ничего криминального я не совершил. Очередная выходка экстравагантного иностранца. А если это то, о чём я не хочу думать, они не сразу меня хватятся, а когда хватятся – не сразу сообразят, куда я делся. Если вообще сообразят». В театре было тихо и сумрачно. Оркестровая яма была совершенно обычная. А вот наполнение её удивило бы любого. Она была заполнена одними только ударными инструментами всех возможных и невозможных видов. Один из музыкантов возился со странным, совершенно мне не знакомым инструментом.
    - Простите, вы не подскажите, что сегодня играют?
    - О! Вы попали на премьеру. «Три семь тринадцать». - Я не удивился. В этом мире, где царили эффективность и выгода, ничего другого ожидать было нельзя.
    - М-м-м. Как многозначительно. А какова фабула? В чём конфликт? Кстати, какой инструмент поведёт мелодию, главную тему?
    Музыкант взглянул на меня с презрением, достойным доярки, пришедшей впервые послушать Шнитке.
    - Какая мелодия? Вы что, приезжий? Мелодия уводит человека в сторону. В мир иллюзий, несовместимый с реальностью. Мелодия – это обман, ложь. Желание заменить настоящую музыку вымыслом, мелодия — это ничто, пустота, вымысел. Только ритм! Настоящий ритм – это жизнь! Это биение сердца! Работа станков! Это движение. Это правильная, размеренная музыка, от которой никогда не получишь неожиданных неприятных сюрпризов. А мелодия может вас завести не туда, - он посмотрел на меня с хитрым, изучающим прищуром, – совсем не туда.
    - Так о чём же расскажет ваша э-э-э…
    - Симфоническая поэма. О! Это увлекательнейшее путешествие в мир логики цифр. Начинается она ровным размеренным ритмом из трёх и семи тактов. Понимаете?
    - Нет, – вытаращил я удивлённые глаза.
    - Ну как же?! Это же очевидно! Три и семь – простые числа.
    - А-а-а. Понимаю… – задумчиво закивал я головой, внимательно рассматривая музыканта, так увлекательно рассказывающего о симфонии.
    - На пятьдесят седьмой цифре, понимаете? – я скорее кивнул, чтобы не показаться совсем уж безнадёжным, - так вот, на пятьдесят седьмой цифре случается трагедия.
    - Надо же! Как остро!
    - Да, да. Слушатель, наконец, понимает, что ритмы сливаются и образуют ритм в десять тактов.
    Он восторженно посмотрел на меня, чуть приподняв голову и обнажив острый подбородок с редкими чёрными волосками. Я вопросительно поднял брови.
    - Десять. Десять! Понимаете?
    - Нет.
    Музыкант глубоко вздохнул.
    - Десять — это обыкновенное число. Совсем. Как вы.
    - А дальше? – я проглотил обидное прозвище.
    - А дальше самое интересное, – он отвернулся от меня, как не представляющего для него ни малейшего интереса, и занялся своим инструментом, время от времени поясняя мне финал, - нужно простое число. Иначе гармония будет разрушена. Так?
    - Так, - по инерции отозвался я.
    - Ну вот. Все ждут ритм в одиннадцать ударов. Так?
    - Так.
    И тут он резко выпрямился, повернулся ко мне и заговорил заговорщицким шёпотом:
    - А не будет одиннадцати. Не будет. Все думают - это трагедия, смерть. Но нет! Нет, талант Де-Бройля в том, что и в смерти он видит новый рождающийся мир. Смертью смерть поправ, он играет ритм в тринадцать тактов! В тринадцать!!! Представляете?
    - О, Боже!
    - Да, это финал, достойный бессмертного гения Де-Бройля.
    - Фантастика! – подыграл я ему и потихонечку пошёл к выходу. Здесь мне ловить было нечего. Я даже не стал расспрашивать его о других мелодичных инструментах. Флейта была не отсюда. Я готов голову на отсечение отдать. Хотя… В свете последних событий горячиться с метафорами не стоит. Я, опять через кухню, проник в кафе и вышел уже через дверь для посетителей. Человека в плаще не было. Был дождь. Мерзкий моросящий дождь. С такими мелкими каплями, что казалось, словно они проникают сквозь кожу внутрь тебя и пытаются задушить этот огонёк, что ещё пульсирует в твоём измученном сердце. Чертовски захотелось выпить. Но я отогнал это желание. Когда я, как зверь, почуял след, допинг мне не нужен. И эту депрессию, накатывающую как морской прилив, я поборю. Должен побороть.
    Дома я опять перелистал книгу. «Второй том. Почему второй? Нет, из центра развития и освоения такое прислать не могли. Это исключено. Может быть, кто-то подменил посылку? Но кто?! Здесь нет ни одной души, которая могла сделать хоть что-то против закона. Мне даже иногда кажется, что они ночью пукают в одно и то же время. По команде. Значит…
    Не может быть. Эльдар?!! Но зачем? Почему бы ему просто не сказать мне то, что его волнует. Неужели он кого-то боится? Но это могут быть только люди из комитета. Из комитета по расширению освоения и углублению развития». Они всегда конкурировали с нашим центром. У них был другой взгляд на необходимость вмешательства в освоение. Настолько другой, что они с пеной у рта спорили на каждом заседании главной межрегиональной комиссии. Но чтобы дело дошло до конспиративных сигналов, я себе представить не мог. Никак не мог. Я опять зашёл в тупик.
    Встал и решительным движением открыл холодильник. Выкинул пакет кефира и, закрыв дверцу, спустился вниз в соседний продуктовый магазинчик. Набрав три здоровых пакета полезной и здоровой еды, вернулся к себе. Французский багет всё время норовил выпасть. Пришлось взять его в зубы. Дверь я открывал, прижав пакеты коленями и стоя на одной ноге. На кухне я всё это разложил по местам и прибрался в раковине. Зашумел чайник, зажужжала, вращаясь, микроволновка. По квартире поплыл приятный запах еды. Я присел на диван и набрал Темирбекова.
    - Да, Иван.
    - Привет, Эльдар. Тут дело такое. Даже не знаю. Неспокойно мне.
    - Неспокойно?! Не ты ли меня вчера уверял, что здесь ничего не случается?
    Мне показалось, что я даже через километры вижу его ехидную улыбку и сощуренные восточные глаза. «Точно. Его рук дело. Шутник, блин, недоделанный. Развлечь, значит, меня решил? С «Барсом» пошутить? Ну я тебе покажу шуточки!»
    - Знаешь, Эльдар. Мне кажется, мы о чём-то не договорили. Мне кажется, нам надо встретиться.
    - Прости, Иван, я тебя не понимаю совсем. У меня сейчас много работы. Я же говорил тебе, я заканчиваю работу над диссертацией. Боюсь, что не смогу приехать в ближайшее время.
    - Жаль. А я-то как раз надеялся поболтать сегодня.
    - Узнаю, узнаю решительность полевого командира. Что ж тебя так взволновало? - Я взглянул на открытку, которая стояла на столике, облокотившись о графин со свежей водой. Я встал и зашагал по комнате.
    - А знаешь что? Давай я к тебе сам приеду, а? Ничего, отложишь свою работу ненадолго. Не пойдёшь же ты против восточного гостеприимства?
    Я расхохотался, довольный и шуткой, и решением вопроса. Но глубоко-глубоко в недрах моего мозга звенела назойливым комариком мысль, что Эльдар всё ловко и красиво подстроил. Что не я, а он заставил меня прийти к этому решению. Я даже рукой взмахнул, отгоняя навязчивую мысль.
    - Вот и договорились. Готовься, я через пару часов у тебя.
    - Виски? Водка?
    - Нет, Эльдар, – очень серьёзным голосом продолжил я, – кумыс и лаваш.
    - Понятно. - Он положил трубку.
   
    Утром я привёл себя в порядок и заказал такси. Дорога предстояла дальняя, но готовиться к ней не было смысла. Всё необходимое я мог получить в любом, даже самом провинциальном городке. Социальное обеспечение здесь было налажено на высшем уровне. Беспокоила меня лишь последняя миля, которую надо будет пройти по лесу и болотам. Но пока в такси было сухо, тепло и уютно.
    Сменив несколько машин и даже коптеров, я оказался на краю небольшого городка, от которого в сторону леса уходила ниточка тропинки, натоптанной ногами. Ни машин, ни повозок не было. Слишком густой и дикий лес. Собирался дождь, и я поспешил укрыться под густыми кронами с широкими серо-зелёными листьями. Редкие капли долетали до земли. Но и свет пробивался с трудом. Налобный фонарь, как волшебный луч, подсветил путь и раскрасил лес в контрастные, чёрно-белые цвета. Было немного неприятно в сумеречном лесу, когда слева и справа сквозь туман и сырость вырастали размытые очертания деревьев и кустарников, а впереди совершенно чётко, словно вырезанные острым канцелярским ножом из чёрной бумаги, возникали из небытия силуэты деревьев, уходящие в бездонное небо. Надвигались на тебя как солдаты невидимой армии, столь же угрожающие раскидистыми ветками, сколь и безобидные при более близком изучении. Я легко мог отодвинуть любую молодую ветку или вырубить своим мачете проход в старых сухих ветках векового кустарника, продвинуться вперёд и продолжить свой путь не оглядываясь. Не оглядываясь, потому что чёрт его знает, во что превращались эти заросли за моей спиной. «Ерунда. Детские страхи. Боязнь неизвестности», - думал я и упорно шёл вперёд. Я не верил в приметы. Но и оглядываться не спешил. Я знал, опасности нет. Есть страх. А это чувство, которое испытывают все. Просто его надо побороть. И потом, все неприятности, как бы велики они ни были, имеют одно хорошее свойство – заканчиваться.
    И в этот раз мой оптимизм меня не подвёл. Впереди между стволами блеснул огонёк. Не таинственный зелёно-фосфоресцирующий, и не холодный ледяной свет, как у звёзд, а тёплый, необыкновенно ласковый желтовато-красный огонь лесного костра.
    Я выключил фонарь и осторожно вышел на поляну. У костра сидел серый. Он повернулся и стал меня внимательно рассматривать. Я присел рядом и протянул руки к огню, согреваясь. Потом взглянул на небо. Нет, звёзд не было. Снял походные ботинки и поставил их ближе к костру, а на них положил ноги, шевеля пальцами от удовольствия и тепла.
    - Скоро луна сядет и тогда совсем стемнеет. Ночи тут, должно быть, холодные…
    - Что тебе надо? – невежливо отозвался молодой парень.
    - Я хочу говорить.
    - О чём? Что ты можешь услышать здесь такого, что отличалось бы от точки зрения любого жителя планеты? У нас всё хорошо. Перемен нет. Уверенность в спокойствии и сытости завтрашних дней есть. Всё как у всех. Ничего интересного.
    - В сытости? О чём ты говоришь? О еде? Я голоден. Да, я голоден. Я хочу читать. Я хочу прочитать что-то, что хоть на йоту отличалось бы от прочитанного мною за последние пятнадцать лет. Хоть на слово… Говорят, есть люди, что знают книги, которые могут заставить плакать и смеяться.
    Серый повернулся ко мне и внимательно меня рассмотрел.
    - Тебе надо к Высоким. Они дадут тебе знания, и ты будешь создателем. Станешь писать книги и ставить телевики для граждан. Пусть плачут. Пусть смеются. По команде.
    - Но я не могу, - соврал я, - я могу только про освоение и удержание перепроизводства. А я слышал про другие книги.
    - От кого?
    - Слышал…
    - Говорят, книги эти заразны. Они сводят с ума. Почитаешь и станешь бродяжкой. Жить не захочешь. Не захочешь работать.
    - Не напугал. Я хочу слушать такие книги.
    Сзади из леса вышли двое. Старец с посохом, больше похожим на оружие, чем на палку, и крепкий мужчина.
    - Как звать тебя, Странник?
    Я оглянулся.
    - Иван.
    - Пойдём с нами.
    Через несколько минут мы пришли к небольшому посёлку, состоящему из приземистых домиков, сложенных из серой глины и покрытых ветвями особого местного дерева. Его листья долго не гнили и отлично спасали от дождя. Внутри было сухо и чисто. Посреди комнаты стоял большой стол из грубо оструганных досок, а по стенам тут и там висели полки, сплошь заставленные книгами.
   
   
   
    Отчёт следственной комиссии по расследованию снижения эффективности освоения и флуктуационных исчезновениях сотрудников КосмоСпецОСВ.
   
    В период с 3054 по 3057 год на территории освоения пропали тридцать два сотрудника. Экспансия враждебных идей оказалась эффективнее наших курсов подготовки. Все пропавшие сотрудники эксплантировали модули слежения с помощью местных специалистов и не поддаются обнаружению. Тренд снижения производительности освоения принял экспоненциальную форму и стремиться к бесконечности.
    В связи с этим экспедиция Серый Мир будет закрыта, оставшиеся служащие откомандированы на Землю, а сама планета изолирована. Как стало известно от информаторов, внедрённых в местное подполье, наша экспедиция была восьмой попыткой вмешательства в этот мир. Две цивилизации приняли образ жизни Серых, одна исчезла и пять изолировали себя от любых попыток внедрения извне.
   
   
    Я сидел у костра, на котором жарился кусочек мяса. Блестели звёзды. Далёкие и холодные. Сегодня не было дождя. Далеко-далеко в распадке между двух вершин мерцало зарево города. Города, населённого биороботами, которых мы создаём для защиты от высокоразвитых...