- Это грустная история, Путник.
Он подумал и начал свой неторопливый рассказ.
Я жил тогда в предгорьях Таван-Богдо-Ула. Степи вокруг были широкие и богатыми на дичь. А наша знать очень любила соколиную охоту.
Однажды мне принесли молодого сокола с колпачком на голове. Его звали Хурц Хумсны. Я же сократил его имя до Хурц.
Сокол был хорош!
Настоящая находка. Мышцы как у гимнаста, когти как у рыси, смерть для лис и зайцев.
Мы начали работать.

Закончив он продолжал.
В то время был обычай ловить в лесу фазанов и выпускать их в гаремы и дворцы. И вот, в одном из домов, где мы гостили бегала по саду удивительной красоты цесарка. С подрезанными крыльями (что бы не улетела).
И была у неё удивительная песня. Высоко закинув голову она делала длинное па-ааа! и потом красиво булькнув горловым звуком делала "патап". И вроде бы ничего особенного, но тембр звука был такой странный....
Порой до сорока гостей собиралось вечером на плов послушать её пение. Я был там. С Хурц Хумсны. Спал я тогда с открытым окном. Потому что жарко и потому что был уверен в своём соколе. А тот сидел у окна на жёрдочке и слушал самку фазана. Он был похож на каменную статую. Замершую навека. У сильных, будь то люди или птицы, не принято показывать слабость.
Но когда раздавалось пение цесарки он приоткрывал глаз и на хвосте чуть заметно расходились два самых длинных пера. Чужой бы не заметил ничего. Я - видел.
- Спал я беспокойно. Сам не знаю почему. И вот, среди ночи, ближе к рассвету я приоткрыл глаза и увидел пустой шест.
"Приснится же такое!"- в страхе подумал я и опять заснул.
А на заре, сладко потянувшись и собираясь омыть руки и лицо я открыл сонные глаза и.. вздрогнул.
Сокола не было!!!!
Я ничего не мог подумать. Я даже представить не мог, что он меня ослушается. Он, спасший мне жизнь!
В голове вертелось лишь одно. "Теперь я не жилец." Было не страшно. Нет. Было как то заледенело. Мозг выключился отказываясь воспринимать такую нелогичную информацию.
И, пока я покачивался сидя на краю роскошного дивана, на котором провёл ночь, раздался шум крыльев и ветерок, скользнувший по шторам возвестил о возвращении Хурц Хумсны.
Я смотрел на него во все глаза. Как истукан.
А он сел, гордо вытянув шею и пару раз встряхнув перьями замер, как часовой на посту. Словно и не было ничего.
Соколов не бьют.
Они очень гордые и если на них хоть один раз поднимешь руку - работать не будут.
Мы смотрели в глаза друг друга минут пять. Словно разговаривая.
И ты не поверишь. Я всё понял. Это возникло в моей голове само, как мысль переданная птицей.
Это не были слова и не был рассказ.
Это были чувства.
Какое-там.
Это была буря! Взрыв!
И...
Пропасть.
Камень летящий вниз.
Стая зовущая сверху. От самого солнца.
И маленький желторотый птенчик притулившийся в гнезде из веток над самым обрывом.
Потом я больше никогда этого не испытывал. Но тогда...
Понимаешь, я заглянул в его душу. Как? Я не знаю.

Утром мы покинули гостеприимный дворец и больше никогда туда не возвращались.

Прошло несколько месяцев. Мы охотились в окрестных степях, ублажая местных вельмож. Любовались на ночные танцы девиц из гарема. Угощались поистине царскими блюдами.
Однажды в нашем лагере остановился гонец. Из того самого дворца, где мы ночевали.
Он рассказал нам у костра удивительные вещи.
Оказывается та цесарка, что так чудно и так прекрасно пела свою песнь - замолчала!
Уж что только не делал Агван Хайдуб! И зерном, вымоченном в дорогом греческом вине её кормил, и сладостями восточными... всё бесполезно.
А к нему с визитом ехал хан Эцэг.
Времена тогда были строгие...
Чуть что не так - голову разом с плеч снимали. И хорошо ещё если так, а то привяжут к жеребцу и давай по степи, по камням да по кустам тягать, пока кожа не слезет.
И принять у себя самого Эцэга не показав местную достопримечательность... Большой скандал. Большой. Очень большой.
Вот и разослал Агван гонцов во все стороны света, что бы нашли они ему человека, сумеющего заставить её петь.

Мой Хурц Хумсны, никогда не подававший даже вида, что его что-то волнует, при этих словах переступил с ноги на ногу.
Я его хорошо знаю. Обычно он как статуя каменная сидит. А тут...
В общем утром у нас была охота.
А вечером, после последнего гона Хурц не вернулся. Сколько я его ни звал, сколько не свистел и не кричал... всё напрасно.
Ну, думаю, полетела моя голова, пропал я совсем.
Что делать?
Вскочил на коня и давай, прямиком ко дворцу этому, где Агван Хайдуб жил.
Дал золотой стражникам и они меня пропустили. (Я им и на выходе пообещал по золотому).
Стемнело. Кругом запахи- райские! Витражи, цветы, красота необыкновенная. Я вдоль стеночки, всё бочком, бочком во внутренний дворик пробрался. И вижу...
Вы не поверите!
Я даже забыл, что если поймают - на кол посадят. Пробраться ночью в гарем!
Гляжу, летает мой Хурц Хумсны вверх вниз, как курица, над самой землёй. Да тихо так, только ветер шевелит кусты розовые, а звуков нет.
Пригляделся, а он цесарку то подталкивает, подталкивает клювом прямо к лестнице! А та запрыгивает по ступеням, скачет, а лететь не может.
Крылья то ей ещё в детстве перебили, да для пущей верности подрезали ещё.

Я старый солдат. И видел такое, от чего многие в обморок падали.
Но тут...
У меня слеза навернулась на глаза. Не стал я им мешать.
А они добрались до самого верха стены.
Он кружил над ней, кружил... Приглашал лететь.
А она всё смотрела то на него, то в ров под стеной, заполненный водой.

Что тут началось! Охрана сбежалась, Агван в исподнем выскочил...
Хорошо хоть в суматохе я тенью из дворца выскользнул да в лагерь умчался.
Забился в угол шатра, лежу трясусь.
Слышу хлопот крыльев. Выглянул в щель, уселся мой Хурц Хумсны на шесток и сидит, как памятник каменный. Как-будто ничего и не случилось...
Спасли цесарку.
Я потом об этом узнал. Выходили, вылечили.
И во внутренний дворик выпустили. А на лестницу ту - решётку кованую повесили. От греха подальше.
Прошёл ещё месяц.

Тэнгерийн замолчал.
Он даже не стал петь.
Только долго-долго смотрел вдаль, на расстилающиеся под ним горы Таван-Богдо-Ула, окрашенные закатом в тревожные багровые тона.
Я слушал его, боясь не то что пошевелиться, но даже дышать стараясь потише....

Чёрный человек гонял цесарку по всему двору. Хлестая кнутом и требуя песен.
Он подкидывал её в воздух и, поймав, шлёпал о землю так, что кости трещали.
Он задушил у неё на глазах, по очереди, всех её птенцов.
Странных птиц, не похожих на фазанов.
- Ты будешь петь.
Смерть не принесёт тебе облегчения!
Я не дам тебе сдохнуть!
Он раскрывал свою потёртую седёльную сумку и доставал лекарства. Лечил цесарку и начинал мучить опять.
Высоко-высоко в небе парил Сокол.
Из-под одного из кустов роз выпрыгнул глупый, совсем ещё маленький птенец.
Последний из её рода.
Она кинулась к нему...
Лицо человека перекосила страшная гримасса радости и близости победы.
Она сдалась, дрогнула!
- Сейчас ты у меня запоёшь!
Он замахнулся кнутом.
Сокол упал так тихо и так быстро, что никто ничего не смог понять.
Просто черный человек упал.
Из него вытекала тёмнаяя жижа не похожая на кровь. А глубоко в черепе застряло, пробив голову до самой шеи тело сокола.

Цесарка умерла спустя два часа.
А куда делся птенец никто не видел.