1. ТАКАЯ ОНА
Председатель Твердолобовской УЧК* , Свинюшкин Ерофей Порфирьевич, стучал кулаком по столу , топал по полу каблуками своих еще почти новых сапог, купленных случаем у вдовы какого-то белогвардейского офицера после очередного обыска. Матерщина, которую он изливал обильным потоком на своих подчиненных, позволяла через проскальзывающие иногда случайно оброненные слова иного толка понимать общий смысл темы разговора, но никак не давала возможность вникать в суть. Очевидно, с учетом именно такого красноречия уездных комиссаров, были изобретены при них должности помощники-делопроизводители, которые в большинстве своем набирались из «бывших», а следовательно из учителей, разного рода писарей и прочих «клещей на шее трудового класса». Вот и теперь, бывший преподаватель реального училища, Угодин Степан Степанович, внимательно выслушав тираду своего «красноречивого» председателя, вносил разъяснения в смысл сказанного.
- Товарищ Свинюшкин очень расстроен тем, что ваше разгильдяйство и головотяпство привели к необходимости сделать доклад высшему руководству ЧК в лице товарища Дзержинского о пропаже представителя губернского уполномоченного по делам лесного хозяйства, который был направлен к нам с важным государственным заданием – проверить состояние наших лесов и годность их к товарным порубкам. Стране нужен лес! Много леса! А где еще можно взять такую древесину, как в нашем уезде?! Кто теперь официально это подтвердит? Где губуполномоченный?!
Пока Угодин мелкими глотками опустошал ковш с водой, в разговор вновь включился Ерофей Порфирьевич. Толи усталость длинной тирады несколько ослабила матерный напряг его монологов, толи у него не было времени ждать «перевода» своей речи, но присутствующие начали самостоятельно понимать произносимую тему.
- Из-за вас, …, придется принимать у себя представителей центрального аппарата! Вы представляете, во что нам все это выльется?! А на деньги, которые пойдут на их содержание, я для вас, …, хотел заказать в мастерской у Абрамовича… Соломона… новые кожаные сапоги. Тем более, товарищ Телкин оттуда, - Свинюшкин ткнул указательным пальцем в потолок , - указали, напомнить этому хапуге-еврею, что он не Моисей и его путь до «домзака» будет гораздо короче, чем до земли обетованной… в случае попытки саботажа заказа. А теперь из-за вас, …, придется отказать этому Соломону и в той сумме которая намечалась к уплате! Понимаете, какой неприятный груз ложится на честное имя ЧК?!
Двое спецагентов УЧК, Шура Хвостов и Петро Квасов, которым была посвящена эта пламенная революционная речь, в полном согласии со своим начальником, вскочили из-за стола и вытянулись в струнку, как гренадеры на плацу. Обильный пот, который предательскими ручейками побежал по их довольно сытым лицам, приходилось стирать рукавами поношенных армейских гимнастерок. Чтобы не вышибить из колеи руководящих мыслей мозг Свинюшкина, они старательно выдыхали в сторону перегар отчаянной попойки прошлой ночи, когда тропинка их сыскных трудов «случайно» завела к Степке Черному, еще со времен «кровавого царизма» умевшему организовать достойный отдых взбудораженным всякими мирскими делами душам земляков. Хороша же у этого подозрительного элемента самогонка! Ух, хороша!
Задохнувшись от обуявшей его злобы на этих двух …, проморгавших исчезновение губуполномоченного, Свинюшкин выхватил из рук Угодина ковш с остатками воды и несколькими глотками осушил его.
- Степан! – Рявкнул он после того на своего помощника. – Вместе с этими …, подбери достойную хатенку…
- У вдов искать надо… – Неудачно попытался выслужиться Шура Хвостов.
- Молчи, …! Слово не давал! – В очередной раз грохнул кулаком с зачем-то зажатым в нем «маузером» Свинюшкин. Графин с водой обидчиво отодвинулся к самому краю и неловко плюхнулся на пол, устилая осколками своих стенок расплывавшееся водяное пятно. Все трое собеседников затряслись в мелкой лихорадочной дрожи. Слабо ли случаем начальнику и на курок нажать! Они-то знали, он в том большой умелец. – Хату освободить совсем! В прислуги к каждому поставить по кухарке и поломойке! Отобранные кандидатуры проверю лично! К ответработникам закрепляем! Потому инструктаж с каждой проведу персональный!
Отчего-то после последней фразы толстые губы Свинюшкина растянулись на всю ширину своих возможностей, а глаза сузились до узеньких щелочек. В то же время ладони рук зашарили кругами по его животу, как делали то только в момент наибольшего ощущения счастья их хозяином.
- А в ходе выполнения задания? Нам придется? – На всякий случай поинтересовался Петро Квасов. – Без того делов много будет!
- В силу высокой важности момента я дополнительные мероприятия с приставленными активистками буду проводить лично! В случае чего… - Ерофей Порфирьевич немного задумался, подбирая нужные случаи, но потом махнул рукой и добавил к сказанному. - В случае моего отсутствия в нужный момент подменить меня… заменить значиться, может только
Степан Степанович. Он человек проверенный и в наших делах не новичок! Все!
Спецагенты наперегонки рванули к двери.
_______________________
* - уездная чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем
2. РАДЫ СТАРАТЬСЯ!
Городок Твердолобов встретил представителя ВЧК Морозова-Губермана и двоих его спутников, добравшихся до него от ближайшей станции на личной тачанке председателя УЧК, звенящими тучами озлобленных комариных монстров, отборным матом прижимавшихся на узких улочках к стенам и заборам горожан и кисловатым запахом самогонных паров. УЧК занимало один из немногих двухэтажных домов, первый этаж которого обязательно выкладывался из красного кирпича а второй рубился из добротных бревен местного произрастания. С фасадной стороны на улицу смотрели подслеповатые от слоев налипшей пыли три окна каждого этажа. От правой стены тянулся высокий забор из того же красного кирпича, имеющий два проема. В одном была навешана калитка, разукрашенная металлическими кружевами плетения местного кузнеца-умельца. Второй занимали две створки ворот, своим оформлением повторявшие узор калитки, только увеличенный в два раза. Створы были распахнуты. Через эти самые ворота тачанка и въехала во двор, где с правой стороны взору приезжих предстал длинный, во всю длину двора, сруб, разделенный на два маленьких жилых и одно большое складское помещение. А впереди, куда смотрела морда усталого жеребца, располагалась конюшня и
сарай, для хранение телег и саней. Поверх этого строения располагался сеновал с посеревшим от превратностей погоды сеном прошлогоднего покоса.
Во дворе, перед верандой, обрамляющей входные УЧК, на телеге с перекошенным от старости передним колесом, восседали два красноармейца, один из которых делал отчаянные попытки выдавить из «пуговиц» старенькой гармони нужную ему мелодию. Второй же был настолько увлечен возможностью приобщения к «высокому и чистому», что никак не реагировал ни на что, кроме действий своего товарища. Две забытые часовыми винтовки притулились к задку телеги. Попытка пробиться в искусство этих незадачливых стражей спокойствия конторы была грубо оборвана зычным окриком Морозова-Губермана:
- Вы что тут, мать вашу?! Службу правите?! Под трибунал потянуло?!
Застигнутые врасплох горе-вояки ловко ухватили оставленные без присмотра винтовки и направили холодные жала штыков прямо в грудь представителю ВЧК.
- Кто такие?! Пошто орете тута?! Кажите-ка мандаты?!
- Ты что, Ванька?! С похмелья одурел?! – Помощник председателя УЧК, выполнявший до того роль встречающего возницы, подлетел к «гармонисту» и ухватившись за винтовку поддал ему пинка под зад. – Своих не узнаешь?!
Второй красноармеец спрятался за Ванькиной спиной, стараясь никак не подавать признаков своего присутствия.
- Степка! – Рявкнул на него Угодин. – Ты-то какого хрена бдительность теряешь?! Я же тебя, дурня, в старшие караульные предложил. Эх, деревня!
Угодин выпустил из рук Ванькину винтовку и, поддав ему еще разок под зад своим хромовым сапогом, повернулся ко входу в контору, из которого торжественно выплывал сам товарищ Свинюшкин с широкоформатной улыбкой на не очень сильно пострадавшем от голода и разрухи лице.
- Гости дорогие! – Председатель излучал безмерную радость встречая дорогого московского шефа, явление которого в этих местах могло приравняться только второму пришествию Христа. – Заждались уж прямо! Заходите! Рады!
Спутники Морозова-Губермана тут же сделали несколько приседаний, усиленно оберегаясь от соприкосновения с давно не убираемой площадкой двора разными частями тела.
- У них что-то с животами? – Насторожился Свинюшкин.
- Нет. Все нормально было. – Ответствовал Угодин.
- Не беспокойтесь, товарищи! – Выпалил один из приезжих. – Маленькая разминка после приятной поездки.
Войдя в кабинет председателя, который ранее явно был гостиной в этом купеческом доме, московские гости поняли сразу, что демонстрировать свои сыскные способности он смогут еще не очень скоро.
На громадном письменном столе, специально по такому случаю сдвинутом на середину кабинета, наполняя воздух различными аппетитными запахами, возлежали на блюдах и тарелках разного размера обжаренные тушки разной пернатой дичи, куски печеного мяса разных животных. Свежеиспеченные караваи своим ароматом вызвали у вошедших обильное выделение слюны, которое сопровождалось невольными глотательными движениями, воспроизводимыми проголодавшимися путниками.
*****
Извести о прибытие в Твердолобов московских сыщиков быстро облетело все закоулки. Любопытные бабы и подростки стали группироваться у калитки УЧК с целью «хоть одним глазком» узреть иногородних из самой столицы.
Известие это также достигло и слуха Малюты Опричникова. Он в компании случайно подвернувшегося охотника возливал в свое нутро очередную порцию «монопольки». Этот напиток дошел до занятого Малютой стола стараниями хитрого кабатчика, который благодаря своей находчивости, проявленной в недавние времена всеобщей анархии, сохранил за собой, и питейное заведение, и добродушие властей, отнюдь, не явивших собой образцы воздержание от потребления горячительного зелья и иных потребностей. По этой причине владелец заведения, в отличие от коллег по хмельному делу, не был лишен своей собственности и не оказался сосланным… хотя, куда еще можно было сослать, если городок Твердолобов являл собой продолжателя первых поселений каторжан.
Малюта, дослушав сообщение словоохотливого кабатчика, так грохнул своей поросшей густой рыжей шерстью пятерней, что испуганно звякнули стекла в окошках, а остатки возлежавшей ранее на тарелке курицы вспорхнули вверх и совершили посадку на лохматую голову извозчика, сидевшего за соседним столом. Переставив тарелку на стол, извозчик сделал попытку взъерепенится в ответ, возмущенный тем, что его, единственного ломового в округе, избрали конечным объектом этого неприятного перелета.
Но легкий толчок в грудь все той же рыжеволосой ладони закупорил в груди подготовленное обвинительное выступление. А тело извозчика непослушно примерилось спиной к заплеванному полу, в то время как сапоги взметнулись над столом и со звоном битой посуды уткнулись в тарелку с супом.
Кабатчик тут же услужливо подлетел к повергнутой гордости гужевых дел специалиста.
- Кузьма! Ошалел, поди?! Куда кидаешься? Этот костолом у быков на бойне памерки вышибает. Не ерепенься. Пересядь туда. Миром.
А Малюта, слегка отвлеченный от мысли произошедшими событиями, решил высказать собеседнику свои обиды.
- Слышал, Егор?! Столичных им подавай! Своих спецов в обрат на бойню. Надобности, вишь ли, из-за непролетарского прошлого не стало. На кой хрен, скажи ты мне, дармоедов из земель других тащить, когда своих два десятка в чека да в милиции заседают? С весны, два месяца ждали. А у Малюты такое бывало?! – Очередной шлепок ладони по залитой водкой из опрокинутого стакана столешнице заставил ожить стоявшее в углу музыкальное чудо, потерявшее свой заводной голос еще со времени боев Красной Армии за взятие «белоколчакоского» Твердолобова. Внутри вертикального ящика с вертящимся за стеклом большим бронзовым колесом, усыпанным мелкими иголочками, сначала что-то хрустнуло, потом зашипело, а затем он выплюнул из себя строй металлических ноток, грустно поведавших полупьяным посетителям о том, что бродяга добрался до Байкала. – Когда-то Малюты одного здесь хватало! У меня немые говорить начинали! А теперь?!
- Верно молвишь, Малюта! – Поспешил согласиться с разгневанным специалистом по забою охотник, выхватывая из рук кабатчика тарелку с остатками куриной закуски, которую тот пытался определить выполненным заказом на стол к трем изрядно подпившим мужикам, которым слегка обглоданный силуэт былой птичьей статности явно внушал вожделенный образ свежей поджарости. – Это в какие времена к нам чужаков завозили наши дела решать? Один появился тут давеча по своим нуждам и тот куда-то сгинул. Ни слуху, ни духу. Совсем пропал. Тут те не города! Тайга-матушка быстро приберет, коли ничего в ее жизни не разумеешь. К тебе прибегут еще! А ты покуражься. Пущай уговаривают! А потом и ткни мордой в навоз. Знай наших!
- И впрямь! Умен ты Егор! Не зря в охотниках не последним ходишь! За то и выпьем! Наливай!
*****
Отяжелевшие от обильного «сдабривания» поглощаемой пищи коньяком из розлива поставщика Двора Его Императорского Величества на Кавказе и последовавшей затем дегустацией напитка местного изобретения, гости, желая прервать продолжение банкета в свою честь, поинтересовались, имеется ли перспектива расположения ко сну соответственно наступившему позднему вечеру.
- Вам, товарищи, портаменты уже готовы. – Моментом откликнулся Угодин, оторвав свой томный взгляд от приглашенной к участию фельдшерицы из местного медпункта, которая уже, под действием выпитого и впечатлений от потока комплементов в свой адрес, витала в какой-то ей придуманной сказке, входя в соответствующую роль. – Два домика. Соседствуют. Дюжина шагов от одного крылечка к другому. И всего! Обслуживать? Да будут вас обслуживать! У каждого по хозяйке площади и по приходящей поломойке.
Домовладелицы, они же кухарки, при вас постоянно пребывать будут. Баньку истопят. И пропарят заодно. А там и постельку согреют, чтобы после бани насморк не прихватили…
3. МАЛЮТА
Малюта Опричников стал владельцем заимки в Лосиной пади еще тогда, когда грозный его кулак вышибал из несознательного преступного элемента не только горькое раскаивание в нарисованных Малютой картинах преступных деяний, но и желание от всего сердца отблагодарить за то, что все элементы, образующие костяк черепа и прилегающих к нему деталей скелета, сохранили свою первозданную целостность.
- Купить пролетарского милиционера хочешь, падлюка?! – Взревел негодующий Опричников, зрительно выбирая место на теле допрашиваемого, на котором его кулак мог произвести наиболее эффективное воздействие на его несознательность. – Хочешь грязными бумажками задурманить пролетарское сознание?!
Кулак Малюты, не совершая больших разрушительных действий, которых боялись даже быки на бойне, что недавно покинул новоиспеченный агент розыска, но довольно основательно пошатнувший то, что в народе называлось "памерками", замер на затылке бывшего приказчика.
- О чем ты тут, морда буржуйская? – Еще более грозно взревел Малюта. – Думаешь, что пролетария за эту тощую деньгу можно от правды увести?!
Выплюнув в зажатый в кулаке платочек поломанный зуб, “морда буржуйская” на всякий случай выложил интересную информацию:
- У Фрола Фролыча еще заимочка имелась в пади. Так сказать, место для душевного отдыха и расслабления… О ней и знали-то всего два-три человека… Я один из них… Хорошая заимочка… Запасов там всяких на казачий полк хватило бы на дальний поход… Брошенная она… Окажите честь… так сказать… вернуть истинным владельцам… пролетариям… Вы, как ихний представитель, и примите во владение… От всей души…
Довольная улыбка на короткий миг украсила хмурое лицо Малюты и испуганно спряталась в складках его грозно зажатых губ.
- Знал я, буржуйский приспешник, что таишь от народа чего-то! Теперь вижу – раскаялся. Похвально. Осмотрю я ту заимку. Мы ей применение найдем.
- Нисколько не сомневаюсь. – Радостно залепетал бывший приказчик и осторожно потянулся за бумажником. Но лохматая лапа Малюты с невероятной скоростью опередила это движение и бумажник пропал в ней из виду навсегда.
- Доказательства не трожь! – Пальцы другой руки умело сложившись в кулак застыли перед носом бывшего приказчика купца Соломонова. – Понял?!
Как тут можно было чего-то не понять?
Заимка была – что надо! Тут Малюте понравилось все: и добротно срубленный дом с тремя спальнями и громадной горницей, и аккуратная банька, и текущий под окнами ручей, в котором суетилась рыба, и густой лес, окруживший поляну, на которой стояла заимка, и обещавший хорошую охоту на зверя, птицу и грибы.
- Поскольку власть до сей поры очень даже легко обходилась без этого хозяйства, то и далее незачем загружать ее внимание этим пустяком. - Рассуждал Опричников, завершив экспроприацию “пустяка”, который своими объемами и статью намного превышал достоинства его собственной хатенки на улице Мясницкой. – Никаких владельцев не имеется. Придется взять под себя найденное имущество. А иначе как?
Наличие имущества держалось в строгой тайне. Даже собственная жена, Клавдия, не могла разгадать ситуации, когда ночами верный Малюте Гнедок, осторожно ступая по дорожной пыли всеми четырьмя подковами, ввозил во двор безжизненно лежащего поперек седла Опричникова. В первый такой заезд подумалось ей, что рука какого-то обиженного злодея лишила жизни это драгоценное для ее ночных утех тело. Но громкий, подобный реву гибнущего от руки Малюты быка, храп и едкие пары употребленных напитков вернули ей радость надежды на будущее.
Неоднократные попытки выследить подозреваемого в супружеской неверности супруга не принесли никакого толку. Единственное, что смогла установить Клавдия: муж ее зачастил в лес. А куда конкретно представить не могла. Ей с ее габаритами Гнедка на рыси не догнать. Да волнения полегоньку утихли. Каждое утро Малюта шел на службу из собственного дома. А выпивка? Кто же на Руси не пьет?
*****
- Пора послать все эти застолья…- Морозов-Губерман усилием воли заставил напрячься воспаленные извилины израненного похмельным синдромом мозга под понурыми взглядами подчиненных. - Так вот… Пошлем и мы все эти попойки к такой маме , а сами займемся делом. Естественно, после того, как восстановим свое безжалостно истязаемое здоровье. Сегодня же вечером садимся за изучение материалов. Нужно предупредить товарища Угодина, чтобы явился с докладом точно к семнадцати часам.
Товарищ Угодин явился точно в назначенное время, держа в руке тощую канцелярскую папку с замусоленными завязками с надписью на лицевой стороне, выведенной корявым почерком: «Дело о пропаже…» Запросив себе «просто кипяточку» для согрева, товарищ Угодин присел на видавший виды табурет у маленького столика под окном и начал повествовать усевшимся на кровати московским гостям тексты документов в порядки их очередного расположения внутри папки.
Из услышанного приезжие нарисовали себе картину появления губуполномоченного. Появился этот важный человек ранней весной. Причем, не один. Сопровождали его два здоровенных мужика с карабинами за спинами. Вся троица лихо восседала на красавцах-конях. И уже спустя пару часов после появления неожиданные гости были изъяты вместе с оседланными конями из кабака, где они за горячим обедом заводили знакомство с местным народом, сдабривая его расположение горячительным, с целью получить точную информацию на каком из участков порубка принесет больше интереса. В силу того, что приезжие несколько «переборщили» в возлиянии напитков и стали позволять себе оскорбительные высказывания в адрес «диких местных» они и были доставлены прямо в кабинет к Малюте. Коней, естественно, привязали к коновязи во дворе.
Некоторое время спустя, сопровождавшие губуполномоченного всадники вскочили в седла и покинули городок. Самого же уполномоченного, ознакомившись с мандатом, выданным губернским лесхозом, в котором требовалось оказать содействие, Малюта пристроил на жительство к той самой хозяйке, у которой квартировал Морозов-Губерман. На следующее утро губуполномоченный пошел согласовывать все дела с местными властями. Но к месту временного жительства на приготовленный хозяйкой за его счет ужин не явился. Не явился и к завтраку, и к следующему ужину. Тогда-то хозяйка и прибежала в УЧК.
Бывший приказчик купца Соломонова, особнячок которого в результате экспроприации экспроприаторов перешел во владение Твердолобовской чрезвычайной комиссии, сжался в комок, возмущаясь несправедливому обвинению со стороны Малюты и пугаясь энергичного взлета кулака одновременно.
Покорнейше прошу… Покорнейше прошу… - Залепетал бывший приказчик. – Денежки, можно сказать, еще новенькие… Из запасов… Чистые…
Рука бывшего приказчика осторожно двигала при том лежавший на столе по случаю изъятия толстый кожаный бумажник с аккуратно уложенными в нем денежными знаками.
4. ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ…
- Вот и все, что было установлено в ходе проведенного следствия!- Закончив чтение бумаг, заявил товарищ Угодин.
- Следствия?! – Морозов-Губерман удивленно повернулся к напарникам. – Это они называют следствием! Три ни о чем не говорящих допроса и пара формальных документов! Чем же вы тут занимались, дорогой товарищ?! За такие дела, знаете что бывает?!
- Это не ко мне…– Растерялся Угодин. – Это к председателю УЧК. Я всего лишь помощник…
- Более полугода никто не добавлял в дело ни одного листика! – Настойчиво продолжил Морозов-Губерман. – Товарищ Дзержинский нам говорил…
От упоминании имени Железного Феликса Угодин прижал ладонь правой руки к области груди, где пулеметной очередью отдалось на эти слова его замершее до того сердце и медленно ополз на стул. Лицо покрылось испариной.
- Товарищ Угоревич! – Повернулся Морозов-Губернман к одному из своих помощников. - Начинаем, как говорится, с нуля! А вы, товарищ, - он повернулся к Угодину, который только-только изловчился нормально вдохнуть в себя глоток воздуха - будьте любезны доложить, что мы желаем завтра же встретиться с кабатчиком того заведения, куда заезжали трое верховых. Вторым на очереди желательно иметь бывшего сотрудника УГРО Малюту Опричникова…
- Я все передам! – Вскочил Угодин, словно кто-то приложился к нему раскаленным металлом, и, услужливо улыбаясь, запихнул папку с бумагами подмышку. – Разрешите идти?
*****
Дверь дома шумно распахнулась и на порог вывалило странное существо в застиранном нательном белье неопределенного цвета. Лохматые волосы кучерявой шапкой цвета вороньего крыла обильно покрывали голову местами сливаясь в единый волосяной покров с густющими бровями. На лице обильной порослью обозначились усы и борода. Из-под бровей на лес, щебечущий птичьими голосами и купающий в солнечных лучах свои еловые лапы взирала пара глаз, которые были еще чернее волос. Следом за этим существом на порог ступила грудастая и широкобедрая баба, прижимавшая руки к значительно округлившемуся животу.
- Настя… - Лохматое существо мужского полу оглянулось на вышедшую следом бабу. – Когда это товарищ Малюта быть обещал?
- Неделя тому!
- Где же его черт носит?!
- Видать прихворнул он, Митенька дорогой! Всяко, ведь, быват! – Неуверенно высказала свое мнение баба.
Митенька запустил пятерню под рубаху и стал раздраженно царапать грудь.
- И как быть? – Вопросил раздраженно.
- Ты это о чем, любый мой? Неужто вновь душа по хмельному горит? Обещался же, что степениться начнешь, Нам же пора уже думать о том, как в город на регистрацию ехать. Малюта заручился помочь. Вона, уже брюхо скоро на нос налезет…
- Опять свой хомут к моей шее ладите, уважаемая Настя? Все свое. Упрямая баба! Я отказывался? Только мне свои дела завершить надобно. В гублесхозе поди розыск уже завели. Почитай полгода тут с тобой бражничаю. - Пробурчал Митенька. – Вон он, твой Малюта! Едет…
Малюта ловко спрыгнул с коня и уставился на Митеньку злобными глазами.
- Отчего баба в слезах?! Опять от исполнения своих гражданских обязанностей улизнуть хочешь, гость дорогой? Как девку портить, ты мастак! А как в жены ее брать, то сомнения гложут?
- Я еще не уверен, я ли эту девку первым испортил. Может, кто до меня… - Начал Митенька, но договорить не успел.
- Так запел! – Настя со всего размаху приложила к его щеке свою тяжелую ладонь. – Когда по пьяному делу снасильничал, то себе в удовольствие?! Меня бабой сделал и в отказ теперя?!
- Ты эти разговоры бросай! – Отрезал Малюта. – Коли не найдете общего языка, то навсегда в тайге останешься. Я тебя отсюда выводить не стану. Здеся и дитя дождетесь, здеся и состаритесь. Понял?! Сродственница она моя! А потому сраму в сродстве не потерплю!
- Меня искать будут! За все ответите! – Завизжал Митенька.
- Искать будут. Верно. Только найдут ли? Я тута вырос и всю жизнь живу, а про заимку эту случайно узнал. И никто не слыхивал. Умен купец был. Знал, как от людей прятаться! Местные искать не станут боле. Все уже давно утрясено. А приезжим сюда дороги не найти! Так вот! – Малюта злобно зыркнул на своего пленника. – Идем ужо в избу. Пора и здоровье подправить. Я тут продуктов свежих подвез. Накрывай Настя! Да не ворчи. По махонькой только. Остальное тут оставлю. Вам.
После пары стопок, Митенька, которого ранее все называли Дмитрием Степановичем, уткнулся носом в сложенные ладони рук, оперев их о столешницу. Грустные воспоминания полезли в голову…
Председатель гублесхоза, товарищ Пеньков, подробнейшим образом изложил суть поставленной перед Дмитрием Степановичем задачи.
- Работы тебе там, думаю, месяца на полтора-два. Местные товарищи во всем помогут. Директиву им уже спустили и тебе в мандате про то прописали. Ты уж постарайся!
- Все сделаю как надо, товарищ Пеньков. Не волнуйтесь. Впервой ли?
Они пожали друг другу руки на прощание и Дмитрий Степанович в сопровождении выделенной по случаю неспокойного времени на таежных дорогах, отбыл к месту назначения. Настроение было отличное.
Омрачилось оно только в кабаке города Твердолобова, когда не в меру разгорячившийся сопровождающий Дмитрия Степановича по пьяному делу засветил фингал какому-то местному забияке. Вот тогда-то и произошла первая встреча с Малютой Опричниковым. После того, как выданные гублесхозом командировочные почти в полном составе перекочевали в карман Малюты, сопровождавшим было разрешено покинуть город. А Дмитрий Степанович был свезен на постой к какой-то местной хозяйке. Приняв перед сном с хозяйкой еще пару стаканчиков местного первача, Дмитрий Степанович забылся глубоким хмельным сном на пуховой перине. Когда же, пробудившись, определил, что перину пришлось в ночи с кем-то делить, он растолкал не званого соседа… который оказался дородной девицей, тут же припавшей к его губам в страстном поцелуе. Высвободив свои губы для возможности глотнуть воздуха, Дмитрий Степанович услышал крик:
- Мамка! Мамка! Снасильничал он меня, гость твой! Тута я! В постели его!
Влетевшая на зов дочери, хозяйка подернула повыше локтей рукава своей блузки и вытащила Дмитрия Степановича на свет божий в одном нательном белье.
- Осрамил девку, подлюка! – Хозяйка крепко держала его за грудки. – Для того вас из губернии к нам насылают?! Беги, дочка! Зови дядю Малюту! Мы ентого так не оставим!
- Что вы такое творите!- Возмутился Дмитрий Степанович. – Я ни сном, ни духом…
- То-то и оно! Зенки свои залил и девку в постелю?! А теперя, памерки отшибло?! Я тебе все напомню!
Перепалка между хозяйкой и не пришедшим до конца в себя гостем длилась не очень долго. На пороге своей громадной фигурой возник Малюта.
- Не хватило тебе, гостюшка дорогой, моих предупреждений о поведении непристойном? Ты дальше клубок мотать решил? Сродственницу мою снасильничал? Обидеть девку решил? Только зря на свои мандаты надеешься. Я тебя вместе с мандатами враз заарестую. Пока здесь посидишь в кладовой. До вечера. А вечером я тебя с невестой твоей в надежное место свезу. Тамма и определитесь, как дальше быть. Понял? Вот так вот! Я тут тебе и власть, и суд!
*****
Кабатчик, примостившись на краешке расшатанной табуретки, жадно пил воду из поданного ему одним из помощников Морозова-Губермана стакана. Каждый глоток создавал риск падения с гулявшего от каждого движения сидения. Приходилось вовремя реагировать, привскакивая от каждого движения на согнутых ногах, и правильно определять момент новой посадки на это чудо столярного дела. Направленные строгие на него взгляды четырех пар чекистских глаз еще более усиливали ощущение напряженности. По этой причине кабатчик попросил дозволения еще на один стаканчик водички.
- Так и было, господа хорошие! – Воспользовавшись временно возникшим равновесием, добавил кабатчик.
- Ты где тут господ встретил, морда буржуйская! – Цыкнул на него Ерофей Свинюшкин. – Товарищ Морозов-Губерман буржуй?! Или сотрудники его?!
Воспользовавшись паузой, вызванной нежеланием табуретки принять должное положение, кабатчик допил остаток воды из стакана и решился дать ответ.
- Вы, Ерофей Порфирьевич, на меня много не шумите. Я может и буржуй в Ваших глазах, но власти советской ничего не задолжал, в отличии от Вас…
- Что Вы имеете в виду? – Вежливо поинтересовался Морозов-Губерман.
- А то и имею… Когда Вам приехать стало, он ко мне накануне орлов своих заслал. Чтобы, значит, встречу Вам с товарищами Вашими подготовил хорошими закусками. Да и напитков разных заказали… Обещались вскорости расчет дать. Только запамятовали пока… - Кабатчик вместе с табуреткой замерли в ожидании ответной реакции.
- Как же так, товарищ Свинюшкин? Выходит, что мы не держим пролетарского слова? Нехорошо. Нужно бы отдать долг.
Взгляд Ерофея Порфирьевича так ожег лицо кабатчика, что подсознание его зашептало ему на ухо: «Чего ляпаешь, башка дурная? Эти-то, гости его, из самой Москвы! Коли решат с собой тебя в обрат прихватить, то когда на земельку родную попадешь? И попадешь ли когда?»
- Простите великодушно, товарищ приезжий… - Замямлил кабатчик, осознав, во что ему выльется верность пролетарскому слову. – Я тут немного запутался… За то, что уже потреблено, я расчет получил полностью… От нервов голова мысли путает. Это я на будущее… про аванс… дак терпится пока…
- Ну, это уже другой разговор, товарищ дорогой! – Расплылся в улыбке Морозов-Губерман, похлопывая по плечу, розового от удовольствия, Свинюшкина. – Так, что Вы там имели нам сообщить по факту заданных вопросов? Излагайте. Товарищ Угоревич, подробнейше фиксируйте все сказанное.
Со слов кабатчика выходило так: губуполномоченный и двое его сопровождавших действительно в означенный день нанесли визит в кабак, оставив оседланных коней у коновязи. Были они явно проголодавшимися, потому, как заказали к самогону, кроме пары огурцов и миски квашеной капусты, еще буханку хлеба и шмат сала, которые и начали уплетать с аппетитом до того, как притронулись к посолу.
- С голодухи видать не рассчитали силенок и хмель их быстро одолел. Поначалу порывались песни запеть. Потом стали к местным гражданам с расспросами приставать. Разные сказки про дорогу железную, которая сюды ляжет, про лесопильни громадные говорить народу кабацкому стали. Что тайга на поруб пойдет, а здеся город будет, Иркутску до него, как нищему до барина будет. Когда Степка-охотник такое прослышал, что тайгу сничтожат, он в драку на приезжих попер. Другие его сдерживать стали, а один из приезжих так ему в глаз засветил, что Степка с копылок слетел. Видя дело такое, когда до смертоубийства дойти может, когда у приезжих ружья имелись, я через полового и вызвал Малюту. При энтом бугае быстро тишь нашла на всех. Он, значится, приезжих, вместе с лошадьми их, в УГРО доставил. Потом двое ко мне заезжали расчет за свой обед отдали. Одного коня за узду без всадника вели. Выходит, что третий в городе остался. Что и как дальше было, сказать не могу. Слышал потом, что совсем третий пропал. Говорят, в тайге заплутал…
Подписав подсунутый ему Угоревичем протокол, кабатчик с удовольствием выпрямил затекающие от неудобства сидения ноги и, пятясь в дверь задом, раскланиваясь, покинул помещение.
- Ничего нового и не услышали. – Гордо заявил Свинюшкин. – А сомневались, что мы правильно работу вели.
- Отсутствие новостей – хорошая новость. Выходит, что на верном пути мы, товарищи! – И Морозов-Губерман снова похлопал Свинюшкина по плечу.
*****
Малюта явился только к обеду. Дыша на задававшего вопросы Угоревича свежим водочным перегаром, он заявил, что жена запоздала известить вовремя о вызове, а он успел принять лечения для стакашек под хорошую мясную закусь.
- Подробности Ваших пьянок нас совсем не интересуют! – Оборвал его наметившийся к большой растяжке рассказ Угоревич, окуная перо в чернильницу. – Руководству другие подробности интересны. Отвечайте на вопросы, а иные рассказы при себе оставьте.
- А какие у вас ко мне вопросы, граждане-товарищи? – Равнодушным тоном поинтересовался Малюта. - Не могу прикинуть, по какому делу приглашен был посетить заведение…
- Заведение – это где тебе горькую подают! – С негодованием оборвал Угоревич. – А тут… тут учреждение!
- Понял. Не дурак. Чего орать-то? – Тем же равнодушным тоном продолжил Малюта.
- Товарищ Опричников! – Вмешался в разговор Морозов-Губерман. – Вы зря так не заинтересованы в оказании содействия органам ЧК!
- А мне еще о содействии никакого сказу не было. Этот вот, голубь залетный, тута чего-то из себя выпрыгивает. А чего? Понять не могу.
- Ты-ыы!!! – Вскочил, как ужаленный, Угоревич, лапая правой рукой кобуру нагана.
- Товарищ Угоревич! – Одернул его Морозов-Губерман. – Где Ваше пролетарское хладнокровие? Какой пример местным товарищам подаете?
Угоревич, испуганно глядя на явно не одобрившего его поступок начальника, тихонько опустился на стул, который перед тем так азартно покинул. А начальник продолжил:
Товарищу Опричникову нужно доходчиво объяснить, что в городе пропало лицо должностное. Уполномоченное! А последним, с кем у этого уполномоченного была официальная встреча, именно товарищ Опричников и является. Я доходчиво изъясняюсь?
- Вполне. – Согласился Опричников. – Только я в ту пору тоже при должности был. Вот, во исполнение этой должности, и вынужден был повстречаться с уполномоченным губернским. Он, знаете ли, к тому времени представил себя вновь скачущим на врага буденовцем* и пытался учинить победный наскок со своими товарищами на посетителей местного питейного заведения. Туда я и был приглашен кабатчиком для пресечения этой вылазки. Если взять во внимание, что двое из троих были вооружены винтовками, то последствия могли быть очень нежелательными для товарища губуполномоченного.
- И что? – С повышенным интересом спросил московский начальник.
- А то! Доставил их к себе в УГРО. Мозги прочистил Двое, быстренько на коней, да и забыл как звали! Даже коня товарища уполномоченного с собой по запарке прихватили, отчего губернское начальство вынуждено было следовать пешим ходом к месту проживания, которое я ему определил до полного и окончательного вытрезвления.
- Это что еще за место такое? Адрес! Имена! Фамилии! – Чуть-чуть привстал над столом Морозов-Губерман. – Может, в тайне сохранить решили?!
- Что за место, Вам виднее, товарищ дорогой. Вы, в самый раз, в том самом месте сейчас проживать изволите. И имя хозяйка не меняла. Об остальном - у нее справляйтесь. Я с тем уполномоченным не виделся боле. Только и довелось, что дело по его розыску открывать, когда домохозяйка его шум на весь город подняла, что гость, утром по делам своим к уездному начальству отправился, да так никуда и не дошел по сей день.
- Видел я тут намедни труды Ваши, Товарищ Опричников. Куры со смеху удушатся. Таким сыском вы и чирий на собственной заднице не обнаружили бы! Сыскник, твою мать! – Московский начальник вновь удобно уселся на стуле. – Не зазря, видно, Вас из УГРО попросили!
- Зазря! – Взревел всей своей могучей глоткой Малюта. – Когда белых по лесам, как зайцев отстреливал, то в один голос пели: Малюта – герой! А когда кто-то наклепал в ГубЧК о моем непролетарском происхождении и о том, что женат на поповской дочке, взашей турнули. Враз не герой стал. У меня от самого комполка бывшего именной наган имеется за заслуги! Где правда?!
- Знаете ли, дорогой вы наш товарищ Опричников, уездная партийная ячейка ошибок в таком деле допустить не могла. Тут ее революционное сознание
заговорило. Выходит, было основание к вашему изгнанию из рядов
вооруженного отряда партии.
- Считайте, как желаете. А пока: последняя дорожка губуполномоченного вела к месту Вашего нынешнего проживания. Вот Вам и козыри, как говорится в руки пришли. Ищите. Нас, недостойных к службе, подучите, как такими делами заниматься надо. А мы посмотрим. Поучимся.
5. ГУЛЯЙ ТВЕРДОЛОБОВ.
Только-только закрылась за Малютой дверь, как слово взял товарищ Свинюшкин.
- Должен вас уведомить, товарищи гости, что в ближайшее время продолжить розыски мы не сможем. В настоящее время имею пригласительный билет на свое и ваше имя для участия в торжественном собрании по случаю годовщины установления советской власти в Твердолобове. Вы, товарищ Морозов-Губерман, и я, собственной персоной, мало того, что приглашены к участию с членами своих коллективов, но и определены в президиум торжественного собрания. После собрания общий праздничный вечер с концертом и застольем. Для членов президиума будет отдельное мероприятие в ленинской комнате укома партии.
- Тогда перенесем все на завтра. – Заявил московский начальник.
- И завтра невозможно. – Сообщил Свинюшкин. – Завтра всенародный праздник трудящихся города, в котором мы с вами в числе представителей уездного Совета рабочих и крестьянских депутатов, обязаны принять самое непосредственное участи.
- Хорошо! А послезавтра у вас тут ничего не будет отмечаться? – Поинтересовался Морозов-Губерман.
- Будет. – Заверил Свинюшкин. – Послезавтра годовщина образования нашего УЧК! Все руководители уезда приедут к нам с поздравлениями и
подарками. Будем накрывать столы!
______________
*Семен Буденный – командующий 1-й конной армией в Гражданской войне.
У московского начальника вопросов больше не возникло. В положенное время все дружно направились пешим ходом к зданию Укома.
*****
Секретарь уездной партийной ячейки с распростертыми объятиями встретил подошедшего к столу президиума Морозова-Губермана. И после долгого рукопожатия, от которого кисть правой руки московского гостя немного занемела, было сделано объявление залу:
- На нашем празднике сегодня присутствует один из руководителей Всероссийской ЧК, личный друг самого товарища Дзержинского, товарищ Морозов! – Секретарь простер свою длань в сторону этого самого руководителя.
Из скромности, а более из опасения, что его сослуживцы могут неправильно истолковать происходящее, Морозов-Губерман попытался воспрепятствовать изложению далеко не достоверных данных о нем. Только его попытка осталась никем не замеченной.
- Товарищ Морозов-Губерман. – Прошептал на ухо секретарю Свинюшкин.
- Вы сообщали об одном. – Прошептал в ответ секретарь. – Откуда второй? Тоже из ВЧК?
Но московский гость уже прошествовал к указанному ему секретарем месту, и ответ завис в воздухе. Место оказалось очень удачно расположенным. Справа от Морозова-Губермана уселся сам секретарь Укома. Слева же, обдавая его молодым жаром своего пышногрудого тела, оказалась вожак уездного союза молодежи.
- Пышкина Аграфена Матвеевна. Можно Груша. – Представилась она «личному другу» Железного Феликса*, чарующе приставив к его груди два полушария своих женских достоинств, изобразив на невинном лице выражение отчаянности из-за случившегося конфуза в тесноте условий.
- Павел Исаакович. – Представился в ответ москвич, чувствуя, как его лицо заливает жаркая краска удовольствия от общения с толь щедро награжденной природой собеседницей. Он услужливо подставил стул под очень округлые бедра соседки и с тяжелым выдохом задержанного на все это время воздуха опустился на соседний.
Священнодействие , посвященное событиям, произошедшим к радости местных пролетариев и их братьев крестьян началось. Секретарь, голова которого едва видна была залу из-за высокой трибуны, разложил перед собой несколько листов бумаги с машинописным текстом и начал в очередной раз посвящать присутствующих в исторические события, произошедшие при его прямом в них участии несколько лет назад. Он щедро приукрашал разными насмешливо-оскорбительными эпитетами белую контру, которая своими злыми клыками впилась в тело пролетарской тайги и только благодаря поддержке Красной Армией полка, которым командовал покорный слуга присутствующих в зале, клыки эти были сломаны и истекающий ранами зверь с брошен в океан. Как могла тайга стать пролетарской и почему три десятка слабо вооруженных голодранцев с которыми он примкнул к Красной Армии стали вдруг именоваться полком, разъяснений в докладе не давалось.
Зал заученно дружно сопровождал рукоплесканиями каждую паузу в докладе. А когда секретарь гасил жаркую сухость в глотке стаканом воды, зал сорвался на овации в честь великого героя с красным бантом на груди.
По прошествии получаса народ в зале начал уставать, утомленный возникшей в переполненном помещении духотой, от которой не смогли спасти даже отворенные входные двери. Рукоплескания были уже не такими звонкими, а оваций больше вообще не было. Вместо того из дальнего угла вдруг донесся богатырский храп.
- Кому не интересно, тот может покинуть торжественное собрание и сдать на выходе талон на спецпитание на праздничном ужине! – Цыкнул из
президиума предисполкома.
Желающих проявить своею пролетарскую несознательность и расстаться с мечтой об ужине на дармовщинку не нашлось. Секретарь продолжил свою партийную проповедь еще на полчаса. По окончании же последней, под облегченный вздох слушателей, сообщил, что слово имеет «личный друг» председателя ВЧК.
От неожиданности Павел Исаакович, не взирая на свою чекистскую закалку, вздрогнул всем телом, отчего локоть его левой руки, до того удобно возлежавший на груди сопящей от кипевшей в ней страсти Груши, подпрыгнул вверх и неудачно ударил ее в подбородок. От этого девушка вскрикнула, а зал тут же, восприняв ее голос, как сигнал, выплеснул свое одобрение громкой овацией.
«Один из руководителей ВЧК» четко и кратко, по-военному, изложил суть важности момента. Особо подчеркнул роль знаменитого Твердолобовского полка в деле разгрома белой нечисти и победы над Антантой*, которая желала задушить своими буржуазными наемниками дело, начатое великим вождем товарищем Лениным и его соратником товарищем Дзержинским.
- Теперь один из тех, кто своими великими победами развернул над Россией и вашим Твердолобовым в том числе победное Красное знамя возглавляет вашу уездную партийную ячейку и ведет вас к новым победам мировой революции! А рядом с коммунистами в этом строю, гордо подняв свои молодые головы, шагаю члены Коммунистического союза молодежи, возглавляемые своим вожаком, товарищем Пышкиной Аграфеной. Поаплодируем им товарищи! – Завершил свое выступление Морозов-Губерман, взирая на вскочившую за столом Грушу полными вожделения глазами. А зал, почувствовав приближение долгожданного банкета, так загрохотал аплодисментами, что даже уснувшие до того облепившие люстру мухи задорно одобрили это действо своим назойливым жужжанием.
_____________________
* так партийцы прозвали председателя ВЧК, Ф.Дзержинского, в период «красного террора» за его заслуги перед партией
«Каким-то чудом» выданные на входе талоны на место за столом в
зале президиума, члены которого, по скромности своей, не пожелали своим присутствием смущать остальной рвущийся к дармовым напиткам народ и разместились в отдельном помещении, которое в рабочее время являлось кабинетом предисполкома, вновь усадили рядышком Павла Исааковича и Грушу. После пары произнесенных руководством уезда тостов и опрокинутых бокалов с водкой рука московского гостя случайно легла на трепещущее бедро соседки и стала разминать его легким поглаживанием по пути к колену и обратно. Лицо Груши покрылось румянцем, который засиял ярче ее кумачевой косынки на голове. Грудь ее начала выписывать вертикальные возвратно-поступательные движения с такой амплитудой колебания, что дыхание начало напоминать шум маневрового паровозика. Сидящие за столом невольно отреагировали на происходящее, что заставило Павла Исааковича возвратить руку в прежнее положение на столе, а Грушу томно произнести:
- Душновато здесь товарищи! Может окна откроем…
Ситуацию удачно разрядила группа молоденьких комсомолок, вбежавших в кабинет под одобрительные возгласы «пропустивших по третьей» руководящей компании.
- Это наш подарок нашим старшим товарищам! – Объявила Груша. – Девчата покажут вам свои сценки, которые готовили для этого вечера!
Сидящие за столами тут же, в качестве приветственной меры, произнесли здравницы в честь молодого поколения и осушили по четвертому бокалу. Пока руководящий народ усердно зажевывал колбасными нарезками и захрустывал мочеными яблоками пропущенную дозу, девчата изобразили перед ними сцену прихода Красной Победы, сопровождая ее звонким напевом «Вставай проклятьем заклейменный». А потом произошло то, что привело сидящих в кабинете в наибольший восторг, поскольку за столом, кроме вожака Груши никаких особ женского пола не было. Вся дюжина девчат одновременно сбросила с себя красные революционные юбки и осталась в блузках и сатиновых спортивных трусиках на резинках, предоставив алчному взору хмелеющих начальников то, что нигде в ином месте они разглядеть бы не смогли. Затем артистки полезли друг на друга, соорудив пирамиду, вершина которой в лице кучерявой, коротко остриженной блондинки, уперлась в потолок, отчего развернутое знамя пришлось держать чуть приспущенным, словно на траурном митинге. Но последнюю деталь уже никто не разглядывал. Взоры были заняты совсем другими объектами.
- Предлагаю нашим дорогим комсомолкам присесть с нами за праздничный стол и отметить наш великий праздник! – Вскочил за столом изрядно захмелевший завхоз Укома. – Ура!
Что он хотел выразить этим своим «Ура!», осталось на его совести. Но победный клич явно взбодрил бывших командиров легендарного Твердолобовского полка и пыл атаки захватил их моментально. В тесноте кабинета вдруг обнаружились свободные места для дополнительных сидений, а, попытавшиеся надеть юбки, девушки были остановлены заявлениями о том, что они тем самым сотрут из памяти уважаемых руководителей тот революционный момент, который они так ярко изобразили. После второго тоста за их здоровье, в исполнении которого девчата, по призыву своего вожака приняли безропотное участие, напряженность с внешним видом окончательно разрядилась и как-то само собой явилось желание устроить танцы под звуки граммофона, который в данный момент трудился на благо праздновавших годовщину побед в большом зале.
- Я думаю, товарищ секретарь Укома, пора завершать всенародное празднование и организовать банкет для присутствующих здесь. Пора и нам поразмять свои косточки! Засиделись тута! – Внес предложение завхоз и был единогласно поддержан.
*****
Павел Исаакович с трудом открыл глаза и уставился туманным взором на муху, бившуюся в паутине дальнего от него угла, где оставшиеся в стене гвозди и пятна вокруг них свидетельствовали о висевших когда-то здесь иконах. «Как это я раньше не замечал, что хозяйка боговерующая. Чекист!» - Подумалось Павлу Исааковичу, хотя то, что он узрел никакого отношения к тому, зачем он сюда прибыл, не имело. Жаркое дыхание в ухо заставило его закаленные нервы вздрогнуть от неожиданности. «Это еще что такое?!» - Мысленно возмутился он и, пересиливая нещадную боль в голове медленно стал поворачивать ее в сторону услышанного звука. Взгляд прополз по спинке кровати, на которой поверх его мундира были небрежно наброшены женские вещи. «А это откуда?» - Уколола мысль его и без того израненный мозг.
- Товарищ Паша. Ты проснулся, дорогой? – Зашептал кто-то в то же ухо.
«Почему Паша? Кто здесь может себе позволить такие вольности?» - Какое-то предчувствие чего-то нехорошего мелкой дрожью пробежало по телу. – «Что я натворил?!». Наконец его взгляд дополз до розовощекого лица Груши.
- Вы как здесь?! Уходите немедленно! – Собрав весь остаток разрушенных алкоголем сил воскликнул Павел Исаакович и откинул одеяло, высвобождая из-под его плены ту, кто должна была немедленно оставить это помещение. Но взгляд устало уперся в пышные груди Груши, любуясь украшавшими их вершину розовыми соками, и до чекиста дошло, что они с девушкой в одной постели и… неглиже. Тогда со стоном надежды он вопросил. - Между нами, надеюсь, ничего не было?
- Было, родной! Все было! Ты такой азартный, что тебе бы комиссар нашей дивизии позавидовал бы! А он жеребец… - Тут Груша спохватилась за
________________________
* в годы Гражданской войны антисоветский военный союз государств
- Было, родной! Все было! Ты такой азартный, что тебе бы комиссар нашей дивизии позавидовал бы! А он жеребец… - Тут Груша спохватилась за черезмерность своей откровенности и завершила свое восхищение в несколько иной интерпретеции. – Наши девки сказывали, что от него всю ночь покою не было. И ты, Паша, туда же.
- Ничего не помню… - Застонал чекист.
- Где ужо упомнить, когда ты за каждым разом требовал наливать «стакашек» для обмывки успеха. Почитай, вона, всю бутыль одолел. – Довольная от воспоминаний о происшедшем сообщала Груша. – И любой называл, и в Москву свезти пообещался. Говорил, что тебе, при твоей профессии, именно такая в жены и нужна – закаленная схватками с врагом и умеющая повести за собой других. Я совсем не против. Хотя и в Москву. Там тоже дело найдется.
- Какая Москва?! О чем ты, Груша?! У меня жена и двое сыновей подростков. Меня же за такие дела, как только дознаются, в обратку к вам и сошлют!
- И славно! Мы и здесь проживем. Не последние в городе! – Твердо заявила Груша, прикрывая одеялом свое аппетитное тело. – Пускай ссылают!
Жест, совершенный комсомольским вожаком, был очень своевременен. В сенях что-то загромыхало и в комнату ввалился всей своей громадной фигурой ни кто иной, как Малюта Опричников.
- Приветствую Вас, товарищ Морозов-Губерман! С утречком Вас добрым! Если Ваша ночевка с сестрой моей двоюродной доброй оказалась! Думаю, что так. Груня вона какая красавица. За нею тут половина Твердолобова с облизкой ходит. А я вам обоим тута рассольчику принес. Для поправки. Сказывала мне хозяйка Ваша, в каком состоянии Вы были, когда за полночь из дому прогнали. За то я на Вас не в обиде. Не могли же Вы при ее пригляде дела амурные вершить…
- Не было никаких амурных дел! – Неожиданным для себя визгом оповестил чекист.
- Как же, Пашенька?! Чего от брата моего таиться, когда прямо в постели нас застукал? Все, как у людей… Может лучше…
- Видал! – Радостно заключил Малюта. – Девка на себя наговаривать не будет. Не в ее это интересах! Придется опосля обсудить, как что чинить будем с регистрацией вашей и кого на праздник звать. А пока в себя приходите. Отоспитесь. На улицу не лезьте. Я велю говорить, что вы в тайгу прогуляться пошли. Все одно гулянье в городе. А к вечеру явлюсь. Тогда все и обсудим.
*****
Принесенный Малютой рассол постепенно дал возможность воспаленному мозгу Павла Исааковича уложить течение мыслей в нужное русло и он уже лишь при малом их напряге смог осознать истинную картину происходящего с ним. Обстановка вокруг него сменила свою прежнюю тональность. Хмурое утро вдруг обернулось солнечным, посылая своих зайчиков в воспаленные глаза. Лежавшая рядом и взирающая на него взглядом лихого кавалериста, занесшего саблю над головой врага, Груша уже не раздражала его своим необъяснимым присутствием, а даже наоборот вызвала желание поласкать искусительницу самым нежным образом и повторить пройденное, которое он отчего-то совсем запамятовал. От этого выражения их совместного страстного порыва, Павел Исаакович даже впал в легкое забытье, восстанавливая жизненные функции ослабшего организма тяжелыми вдохами сбившихся с дыхательного ритма легких. Приятная истома затем прошлась по всему телу от кончика носа до кончиков ногтей. «А хороша! Чертовски хороша!» - Пришла в голову Павлу Исааковичу мысль, окончательно изгнавшая первоначальное волнение о последствиях этой любовной истории. – «Моя, корова, совсем в этих делах вкус потеряла. А эта! Такое вытворяет, словно каждая минута последней может стать и надо наверстать все на год вперед! И что, что Малюта тут наехал? Я и сам ее теперь ни за какие оладьи тут не оставлю. В Москве место найду. В ЦК комсомола пристрою. А там…» Пьяная песня о том, что вихри враждебные и черные силы призвали всех на бой роковой, исполняемая в разнобой гуляющей по поводу большого праздника уличной толпой, оборвала сладкие размышления о безмерно сладком будущем.
- Чего они там разорались? – Спросил у Груши.
- А как же? Сегодня второй всенародный праздничный день! А завтра юбилей вашей конторы. Пригласите? – Она так сладко улыбнулась, что Павел Исаакович уже не смог удержать себя от новых порывов любви…
. А ИНАЧЕ И БЫТЬ НЕ МОГЛО!
К приходу Малюты Грушенька успела навести в комнате порядок и даже накрыла стол к чаю. Самовар во дворе уже пыхтел легким парком.
- Чего тут без меня надумали? – Без обиняков, по своей профессиональной привычке взял «быка за рога» пришедший. – Как поступать будем?
- Ты не пыжься, милок! – Одернул его давно пришедший в себя Морозов-Губерман. – К чему клонишь? Шантаж устроить собрался?! Не выгорит. Мы тут полюбовно все разрешили. Груша мне в розыске пропавшего помогала. Когда найдем и я в Москву вернусь, она тут у вас долго не задержится. С ее организаторскими способностями только в столице и служить! Это решено! Глядишь, породниться еще придется, а тут такие крендели загибаешь. Нехорошо, брат! Можешь в очередной раз оконфузиться. Теперь тем, что на чекиста из Москвы клеветнические слухи распространял. Так ведь, Грушенька?
Головка в кумачевой косынке согласно закивала.
- Ты, Малюта, мою жизнь не ломай! – Твердо заявила Груша. – Я ей и без тебя управу найду! Лучше уж подумал бы над тем, как нам всем хорошо сделать. И себе тоже. Павел Исаакович и за тебя похлопотать пообещался.
- Да! – Подтвердил Морозов-Губерман. – Найти бы в твоей характеристике что такое, чем о твоем восстановлении в органах покозырять можно, тогда бы я тут Свинюшкину рекомендацию дал. А что? Таким как ты богатырям только с контрой и воевать!
Приятное головокружение сладостно расползлось по чугунной башке работника бойни. О таком он даже и не мечтал!
- Есть одно дельце… Я тут задаром время не терял и поиски пропавшего губерноского уполномоченного не прекращал. Кажись… нашел я его. Может, если вдвоем, при участии комсомольского вожака, к революционному празднику… А что?
- Вот это – то что нам и нужно более всего! – Радостно вскричал чекист.
*****
- Вот, поглядите товарищ Морозов-Губерман! Как губернская «Искра тайги» о Вашей успешной операции по поиску их уполномоченного написала. – Свинюшкин сунул в руки москвича пахнущую свежей типографской краской многотиражку. – Специально нарочного в центр посылал. Как Вы и просили, двадцать экземпляров.
Морозов-Губерман, не скрывая глубокого удовлетворения происходящими событиями, внимательно разглядывал большой, слегка размазанный снимок, в центре которого расположено было изображение его собственной персоны. С обеих сторон от него попарно стояли улыбающиеся Малюта с Грушей и губуполномоченный со своей новоиспеченной женой. Свидетельство о их счастливом бракосочетании молодая аккуратно прижимала к выпуклому животу, обозначавшему скорое пополнение их совсем молодой семьи. Крупный заголовок; «Посланец ВЧК из Москвы успешно завершил поиск!». И текст:
«Как стало известно корреспонденту, посланный в командировку в Твердолобов губуполномоченный Зайцев, в ходе знакомства с прилегающими лесными угодьями был подвергнут нападению со стороны вооруженной банды, которая скрывалась в Твердолобовской тайге остатком недобитой белогвардейщины. Банда эта состояла из троих вооруженных преступников. Товарищ Зайцев, сумел отбить нападение бандитов, но, будучи в сильном волнении потерял ориентацию и заплутал в тайге. Через несколько дней он был найден жительницей находящегося в пяти верстах от места события села Глушино, которая дотащила раненого и обессиленного Зайцева до заброшенной охотничьей избушки и там заботилась о нем до той поры, пока они не были найдены там представителем ВЧК товарищем Морозовым-Губерманом. Активная помощь ему в том поиске была оказана вожаком уездного комсомола товарищем Пышкиной и временно отстраненным от работы в УГРО для проведения засекреченного сыска, кандидатом на работу в УЧК товарищем Опричиниковым. Одновременно указанным товарищам удалось обнаружить и уничтожить ту банду, которая совершила покушение на товарища Зайцева. Счастливая чета Зайцевых своей главной заботой в будущем считает встречу и воспитание ожидаемого ребенка, который всегда будет напоминать им об этих событиях и людях, которые, рискуя жизнью, вернули их к привычной жизни. А иначе и быть не могло, если руку помощи протянула наша великая столицв!»
- Вы тут Малюту долго на вторых ролях не держите. Способный мужик. Хорошим помощником может стать. – Напутствовал Павел Исаакович начальника Твердолобовской УЧК.
- Как же. Конечно не оставим без особого внимания нового сотрудника. Вырастим из него достойного руководителя. – Пообещал Свинюшкин.ь- Тут комсомол желает попрощаться. Допустить?
- А как же! – Выразил удивление Морозов-Губерман. – Это же наше светлое будущее, как говорил наш Великий Вождь!
А в голове сразу же обозначились приятные картины этого светлого будущего, силу впечатлений от которых он вложил в далеко не официальный поцелуй на прощание.
Новая кожаная куртка «с хрустом», которую пришлось перекраивать прижимистому на вынужденные пожертвования Абрамовичу очень шла товарищу Опричникову. Правда сделал это Соломон только после того, как на примерке Малюта сложил в кулак ту самую ладонь, которой, растопырив пятерню, делал прощальные взмахи своему благодетелю.
Уходящий поезд вез в Москву надежды на светлое будущее части человечества в городке Твердолобове.
Сентябрь-октябрь 2010 г.
Отредактировано Awgust (2015-11-23 08:55:10)