Подъезжая к участку, я издалека заметил нескольких дачников, которые столпились у дома председателя, и милицейский Уазик. Под ложечкой нехорошо засосало. Не то, чтобы я любил этого распущенного и неухоженного старика, - нет. Просто сама смерть, сам факт присутствия на соседнем участке трупа портил выходные, на которые мы с женой так рассчитывали.
    Почему я тогда сразу подумал о трупе? Не знаю. Может быть, интуиция, а может, сверхъестественное. Сам-то я убеждённый атеист, но сталкиваться с необъяснимым приходилось ни раз.
    Оказалось, действительно, Сергей Иванович, председатель дачного кооператива и мой сосед, убит. Я отказался идти смотреть на покойника, как предложил мне мой другой сосед, парень лет двадцати, и тогда он рассказал, (мне показалось, что даже с неким удовольствием) что покойник лежал у забора с проломленным черепом. А когда приехала милиция, то нашли и старинную медную ступу, точнее пест, тот, чем толкут в ступе, которым беднягу и порешили.
    Мы ушли к себе. Наш участок, напротив. А минут через тридцать-сорок ко мне пришли полицейские.
    - Вы уже слышали о произошедшем? - спросил лысоватый немолодой капитан.
    - Да, уж. Добрые люди рассказали.
    - И что вы думаете об этом?
    - Простите, но это закономерно. Сергей Иванович много пил.
    - Ну, на дачах это часто случается. А вот другие соседи и члены правления очень даже положительно его охарактеризовали.
    - Что вы говорите? - искренне удивился я.
    - А вы говорите: “Закономерно”. Не вяжется как-то. Что вы знали о нём? Друзья, долги, противозаконные манипуляции в правлении?
    - Манипуляций у нас, как и по всей России, и вправду, хватает. Чего стоит только Катька уборщица, что став “членом” правления и, пристроив несколько пустующих участков, построила себе хоромы.
    - Николаева?
    - Да. Но это вам вряд ли поможет.
    - Почему же. Мне вот, как раз, интересно у вас, как у соседа, который мог что-то знать или видеть, спросить о взаимоотношениях Екатерины Николаевой и Сергея Ивановича.
    - Шашни-то эти. Это да. Да только Катька, та не только к Сергею Ивановичу ходила. У неё, почитай, всё мужское население в гостях поперебывало.
    - И вы?
    - Да вы что?! Я начальник цеха гальваники! У меня жена и двое детей!
    - Ну, другим-то наличие жён, должностей и детей не помешало.
    - Это правда. Шалава она, Катька эта. Как приехала в том году из своего Мценска, так и не стало у нас на участках покоя. Год с небольшим, как сарай с участком прикупила, а уже в правлении!
    - Вы думаете она спит с местными мужчинами?
    - Думаю, не думаю, свечку я не держал. А только пьянки-гулянки у них каждые выходные. И ночевать у неё мужики оставались ни раз.
    Я наклонился поближе к уху полиционера и добавил шёпотом: “А иногда и не по одному!”
    - Ну, это как раз говорит о том, что ничего такого и не было.
    - Ой, не скажите. В прошлое воскресение они голые в пруду купались! А потом всей своей шумной бесстыжей толпой в поле пошли. До утра музыка орала. Детям спать не давали, сволочи.
    - Кто это “они”?
    - Да Катька эта, со своими хахалями, и гости их. То ли депутаты, то ли прокурорские, кто их разберёт, голых-то? Одним словом - бандюки.
    Полицейский вздохнул и вытер лоб платком.
    - То есть вы лично половой акт с Николаевой или насилие над Катериной не видели?
    Я смутился от такого канцеляризма.
    - Ну, лично-то я не видел. Свечку…
    - Не держали. Я понял.
    - А, что вы можете сказать о его сыновьях?
    - Серёгиных-то? Странные они. Не то чтобы очень странные, а разные совсем. Алексей в семинарии учится. Редко здесь бывает. А Дмитрий, как сейчас говорят, “раздолбай”. Не пришей к чему рукав. Его отец устроил в дирекцию, на хорошую должность, а тот заводские деньги в казино продул. Постойте, так это он Катьку-то и привёз к нам! Да-а-а, была история. Еле замяли. Ну, вы понимаете? - я вопросительно взглянул на майора, - Димку послали в Ростов, за распредвалами для тракторов. Сами знаете, сейчас за наличные вопросы гораздо быстрее решаются. Ну, вот ему и выдали под отчёт кругленькую сумму. К тому же ему ещё вкладыши надо было купить, а мы их у работяг берём с РостовТяжМаша. Ворованные. Дешевле выходит. - Я покосился на майора. Не сболтнул ли лишнего? Тот не реагировал. - Ну вот. А его там в гостинице местные аферисты приняли, напоили и все деньги у него выманили. Что проиграл, что пропил, а что так пропало.
    Ну и вернулся он к нам с повинной, да с Катькой, вот этой, из Мценска.
    - Почему из Мценска? Он же в Ростов ездил?
    - Ну, это он подцепил её там, в Ростове. А сама-то она Мценская.
    - Понятно. И что же сказал отец?
    - Сказал? Да он орал так, что все дачи и окрестные деревни слышали! Выгнал он их. Дмитрий в Москве теперь живёт, а Катька здесь осталась. Домик у бабушки старенькой за копейки прикупила и осталась. А потом в правление попала. Прижилась, короче.
    - Здесь осталась? А разве они не были сожителями?
    В это время майора окликнули. Он вышел и вернулся минут через семь.
    - Мы задержали Дмитрия. Он в нетрезвом состоянии, и его рубашка испачкана кровью. Спасибо вам за информацию, если вдруг надумаете что-то рассказать или вспомните что-то важное, - он протянул визитку, - вот, позвоните.
    Выходные были испорчены. Мы с женой поужинали: я сделал шашлычок, жена - салатик, и усугубили всё это хозяйство бутылочкой армянского коньяка Ани. Когда солнце собралось садиться и раскрасило тучи алым, я вышел на газон перед домом. Я любил дачные закаты. Всегда неповторимые и роскошные. В городе таких не бывает. Но тут стала докучать вечерняя мошка, и я решил пройтись по “околице”. Так мы называли кольцевую дорогу, опоясывающую наши садовые участки.
    Вечерело, но фонари ещё не горели. У ворот Сергея Ивановича стоял человек в рясе.
    - Алексей?
    - Да, здравствуйте.
    - Я вам очень сочувствую. В доме ничего не пропало?
    Алексей взглянул на меня, словно хотел нагрубить, но передумал.
    - Деньги пропали.
    - Ой-ёй-ёй. И много?
    - Три миллиона.
    - Ого!
    - Значит его из-за денег?
    - Из-за Катьки его, - неприятным, картавым голосом сказал Игорёк, наш сторож. Он был болен. Эпилепсия, да ещё и позвоночник ему вывернуло так, что одно плечо было ниже другого. Когда он подошёл? Мы и не заметили. Наверное, время вечернего обхода участков наступило.
    - Из-за Катьки?
    - Ну да. Он её в гости вчера ждал. Стол накрыл, баньку затопил.
    - А ты откуда знаешь?
    - Так ведь он мне за компостную яму денежек был должен, да и от рюмочки я никогда не отказываюсь.
    У Игорька иногда случались странные припадки безумия. И у меня опять внутри всё похолодело, как тогда, когда я увидел милицейский УАЗик.
    - А это не ты ли старика замочил?
    - Я?! Да ты чё, Петрович, я в это время с приступом валялся в сторожке. Не-е-е, я никак не мог. Вон, у Маруськи с двести восьмого участка спроси. Она меня и отхаживала.
    - Кто ж его к Катьке-то мог приревновать? Она ж со всеми дачами гуляла.
    - Зачем вы так, - негромко одёрнул меня Алексей, - Катерина девушка приличная.
    - Приличная?! Ахахахаха! Это вы вон, Игорьку расскажите.
    - А, что Игорёк? Что я, не человек что ли? А вы зря так про Катьку, Петрович. Гарная девка была.
    -Была?! - хором переспросили мы.
    - Темнеет. Пойду фонари включу.
    Игорёк поковылял своей чудаковатой походкой, но не в сторону сторожки, а к лесу.
    - Стой! Заорал я во весь голос. Стой скотина, хуже будет.
    Но тот припустил так, как здоровые порой не бегают, и скрылся в лесу с неожиданной для больного человека прыткостью, перемахнув забор. Мы с Алексеем кинулись было за ним, да куда там! Того уже и след простыл.
    - Надо к Екатерине Ивановне идти. Пожалуйста, Владимир Петрович, давайте побыстрее!
    У меня комплекция совсем не спринтерская. А вовсе даже наоборот. И скоростью бега я не отличаюсь. Но как смогли быстро мы добрались до Катькиного дома. На первом этаже и на веранде горел свет. Мы откинули кольцо из верёвки, которое держало калитку закрытой, и вошли в дом, - благо дверь в садовый домик была приоткрыта. Я заглянул в комнату слева, а Алексей рванул дверь спальни справа. И в этот момент из кухни вышла Катерина. На ней было тёмное, почти чёрное платье до пят и белый с рисунком павловский платок на шее, который свисал немного неравномерно оттого, что она придерживала край платка, сжимая его в кулаке.
    - Алёшенька?! Что ты здесь делаешь? И как ты вошёл?
    - Дверь была открыта, Катерина Никитична, мы и зашли на огонёк. С вами всё в порядке?
    Она странно посмотрела на меня и спросила:
    - А, что со мной может быть не в порядке? Я в своём доме. А вот вы вломились, как звери дикие.
    - Нас Игорёк напугал, - понурив взгляд произнёс Алексей.
    - Да ты садись, садись, Алёшенька, - она потянула его за рукав и усадила рядом с собой на диван. А я пристроился невдалеке за столом и налил себе из графинчика. И тут Катерина разрыдалась и упала на грудь Алексея, не в силах остановиться.
    - Как же это? Как же это, Алёшенька?! Есть же Бог на свете или кругом чернота одна и злоба? Как же это?
    - Успокойтесь, ну успокойтесь, пожалуйста, Катерина Никитична. Есть Бог. И он милостив. А это лукавый, пользуясь горем, увлечь вас в сети адские хочет. Молитесь, Катенька, молитесь. Молитва и лечит, и спасает…
    Катерина вдруг отстранилась двумя руками от Алексея, поднялась и так блеснула глазами, что казалось молния в тёмном домике просверкнула. И как это женщины так в одно мгновение от печали до ненависти лютой могут меняться? Удивительно.
    - Молиться говоришь? Прощения просить? На колени встать? Не будет этого! Никогда я ни у кого ничего не просила, и впредь не стану. А ну как я попрошу, а мне откажут? И что? Униженной и оскорблённой жить дальше? Нет уж. Я сама всё от жизни возьму. Всё, ты слышишь? Всё! И даже больше.
    Она подошла к шкафчику и, налив в рюмку немного, выпила залпом. Потом поморщилась и встала у зеркала приводить в порядок глаза и немного растрёпанную причёску.
    - Чего притащились? - гаркнула она уже совсем другим тоном.
    -Игорёк нас напугал. Сторож наш. - Алексей притих от услышанных богохульствований и сидел на диване, чуть шевеля губами. Молитву, наверное, читал.
    - Да уж вас, Петрович, напугаешь. Вы себя в зеркале-то видели?
    -Ты, Катька, про Сергей Ивановича слышала уже, - скорее утвердительно, чем вопрошая спросил я.
    - Царствие небесное, упокой Господи…
    - Ну так мы только что Игорька-то встретили, про тебя спросили, а он и говорит: “Гарная девка была…” Ну, мы решили, что он и старика председателя порешил и тебя того… - я провёл рукой по горлу.
    - Тупые мужики, - она с презрением глянула на меня и, закрыв графин, убрала его со стола, - кого ж тот Игорёк порешить-то может? Для этого сильный мужчина нужен. С характером. А Игорёк - раб. Тварь дрожащая. Скажи, навозную яму копать - выкопает, туалет почистить - пожалуйста. Нет, такие только на мелкие подлости способны. Залётный это был кто-то, я думаю.
    - Может и так. А только ведь Сергей тебя ждал. Что скажешь?
    Она подошла и наклонилась, глядя мне прямо в глаза, - под кого копаешь легавый? Не пришла я, не пришла. А кабы и пришла, ничего это не значит. Вольная я. К кому хочу, к тому и прихожу. Хочешь к тебе ночью приду, - совсем другим, игривым голосом сказала шёпотом она мне в ухо. Я вскочил и покраснел.
    - Да не дёргайся, ты касатик, не дёргайся. Пошутила я. Не люблю толстячков. Толку от них мало.
    Она опять присела рядом с Алексеем. Погладила его по голове и заглянула в глаза. И опять я поразился, как быстро меняется настроение у этой женщины.
    - Как ты теперь Алёшенька? Ничего, потерпи, время лечит.
    - Спасибо на добром слове Катерина Никитична. Только пойдём мы. Поздно уже.
    Я тоже встал и направился к выходу. А Катерина обняла Алексея, повисла прямо на нём и говорит:
    - Страшно! Страшно мне Алёшенька. Ужас, как страшно. Останься, а? Хоть до пол ночи? Пожалуйста!
    А сама смотрит на меня, как Алексей не видит, и подмигивает. Да ещё улыбается. У меня аж мороз по коже пошёл от несоответствия такого. Дёрнул я Алексея, за рясу потянул.
    - Пошли, пошли. Справится она. Сама ж говорила - сильная женщина.
    - Простите меня, Катерина Никитична, не могу я. В вечерю должен в Селёвкино на службе быть, а потом приду. Прогуляюсь вокруг вашего дома, так что вы спите спокойно, не волнуйтесь. И помолитесь. Обязательно помолитесь. Это не трудно. Я вас очень прошу. И я за вас помолюсь.
    - Иди-иди, а то паства соскучится.
    Она достала убранный графинчик и налила себе ещё одну рюмку.
    - Ну?! Чё стали, как кони стоеросовые? Катитесь отсюда!
    Мы вздрогнули и вышли в ночь.
   
   
    Я отправился домой, где поужинал на скорую руку и попытался заснуть. Ничего не получалось. Только задремлю немного и вижу Катерину перед собой, словно панночку из Вия, не к ночи будь помянут. Смотрит на меня, смеясь, и Алешку поглаживает, успокаивает. Смотрю, а у неё когти из пальцев и клыки во рту вместо зубов. Ну, думаю, надо Алексея спасать. Он то не знает! И захотелось крикнуть громко: “Беги, Алексей, Беги!!!” А меня такая оторопь берет, не вздохнуть, ни охнуть. Такое только во сне бывает. Когда хочешь крикнуть, тужишься, тужишься, а крик не идет. И так страшно становится, так душно… Ужас! Всю ночь проворочался в кровати.
    А Алексей ушел в Селёвкино, деревню соседнюю. Там церквушка старенькая есть, так вот её настоятель третьего дня помер ни с того, ни с сего. Старый был. Видно время пришло. Вот Алексей и молился там всю ночь. И за отца Кирилла, и за Катьку небось тоже. Видно ж невооружённым глазом, как он по ней сохнет.
    Под утро, когда уже совсем рассвело, я услышал осторожный стук в окно.
    - Игорёк?
    - Пустите меня, Владимир Петрович, пожалуйста! Христом Богом прошу. Дюже холодно на улице.
    - Да ты с ума сошёл? Я сейчас милицию позову!
    - Не виноват я, Владимир Петрович. Не виноват. А только кто мне убогому поверит? Упекут лет на пятнадцать. А я не виноват. Верите?! - громким шёпотом с надрывом шептал он мне в окно, держась за подоконник двумя руками, как за соломинку.
    Жалко мне его стало. Знаю я, что скажете. Убийца мол, урка, тюрьма по нему плачет. А мне жалко его стало. Поверил я ему. И пустил к себе. Напоил чаем, картошечку подогрел. Сидим с ним на кухне. Я смотрю, как он уплетает и дрожит от холода. На кухне хоть и тепло, а после ночной сырости долго не согреться.
    - Знаю, я, Петрович, кто Сергей Ивановича замочил. Знаю, да как сказать не придумаю. Не поверят мне. Пьяный, скажут был. А я и вправду, был выпимши, да. Но в трезвом уме и помню всё, как Отче Наш. Митька это. Видел я.
    - Так взяли ж его уже. Я вчера сам слышал.
    - И хорошо. И правильно.
    - Ну, а если ты ни при чём, то чего тогда в бега пустился? Нас с Алёшкой напугал?
    Игорёк перестал есть. Посмотрел вверх, словно молился, или у кого прощения просил, и продолжил:
    - Испугался я. Мне в полицию нельзя. Я только туда попаду, на меня, как на рецидивиста, кучу дел повесят. И что было, и чего не было пришьют. Нельзя мне к ним. Никак нельзя. Ну, я и убежал. А Сергей Ивановича Митька замочил. Видел я. Он меня третьего числа попросил к Катьке сходить и на свидание её пригласить. В отцовский дом. Хотел ей предложение сделать, да отцовского благословения испросить. А сам-то в долгах, как в шелках. Фирма его обанкротилась, на квартиру уже не раз коллекторы приезжали. Ну, он и надеялся, что отец ему опять поможет. Он ведь, как только прижмёт, так к Катьке нашей свататься и бежит. И то правда, один раз она ему здорово помогла. От бандитов спасла. Да. Ну вот и в этот раз к отцу с тем же подкатил. А тот его послал. Да и в самом деле, сколько можно?
    Игорёк аппетитно разделывал последнюю куриную ножку, и я, заинтересованный рассказом, достал из холодильника две бутылочки Будвайзера.
    - Он ведь ему уже три раза давал на кредиты, и что? Митька умудрился их ещё нахватать. Но и это не самое главное!
    Игорёк вытер рот руками, а руки вытер о тренировочные штаны тёмно-синего цвета. Открыл бутылку пива и сделал долгий булькающий глоток.
    - Ох, хорошо пошла! Ну так вот. Весь прикол происшествия в том, что Сергей Иванович сам Катьку в этот вечер ждал. Ага. И знаешь для чего? Нет? Руку и сердце ей предложить. Лыцарь, блин.
    Пиво сильно подействовало на него. Так бывает у хронических алкоголиков. И он стал говорить громко, брызжа слюной и матерясь.
    - Ну, там слово за слово… Отец Митьку иждивенцем назвал, а тот его старым пердуном и импотентом. Ну, может они и утихомирились бы, да тут как назло Катерина проходила.
    - К ним, что ли пришла? - переспросил я.
    - В том то и дело, что нет. Она мимо их забора с Колькой Глушителем проходила.
    - С кем?!
    - Ну, с этим, депутатиком нашим, Николаем Степановичем. У него автосервис по глушакам автомобильным в Селёвкино.
    - Так Николай Степанович - депутат?
    - Ну да, местного какого-то там уровня, - Игорёк открыл холодильник и достал ещё одну бутылочку пива. Открыл и вольготно развалился на диванчике.
    -Ну, я-то финала сцены ждать не стал. Попросил денег за работу и пошёл. А только когда уходил, - оглянулся. Смотрю, Митька на кухне взял ступку бронзовую, да в карман и сунул.
    - Пест.
    - Нет, оружия у них не было. Точно говорю. Ну и ушёл я. Вот такие дела, Петрович. Спасибо тебе за обогрев, а на ночлег не оставишь часом, а?
    - Да-а-а… Дела… Да чёрт с тобой, ложись на чердаке, только тихо смотри, а то моя узнает, крику не оберёшься.
    Я убрал со стола и прилёг на часок до утра. Но проспал крепко и с удовольствием несколько часов.
   
    Утром, точнее ближе к полудню, я встал и сразу взглянул в окно на участок Сергей Ивановича. Чёрт побери! Там опять стоял УАЗик, и по участку ходило несколько человек в штатском.
    Я накинул дачную одежду, потрёпанную, но ещё вполне приличную, и подошёл к ним.
    - Владимир Петрович? - окликнул меня капитан, который допрашивал накануне.
    - Да. Здравствуйте. А что вы опять к нам пожаловали? Вроде же ясно всё уже. И Дмитрия вы закрыли. Ой, простите, задержали.
    - Тут такое дело, Владимир Петрович, Дмитрий отца не убивал.
    - Как это? - удивился я, - Они же дрались пестом от ступы!
    - Не убивал он. Кровь на его рубашке не Сергея Ивановича. Группа не совпадает. И пальчиков нет. Да и погиб старик не от удара, а от пули.
    - От пули?! Кто ж стрелял-то? У нас на участках и оружия то ни у кого нет.
    - Не торопитесь за всех отвечать. Люди очень разные бывают. Дома одни. А с друзьями или на работе - совсем другие.
    - Как же вы пулевое отверстие-то проморгали?
    - Да… Попало мне вчера от начальства. Дело в том, что стреляли в рану, которую старик получил от удара пестом от старинной ступы. Жив он был до выстрела. Но без сознания. А вы откуда знаете про драку?
    Я растерялся, но быстро овладел собой. Вот чёрт дёрнул за язык. Помянул я нехорошим словом Игорька.
    - А я и не знал. Говорят так.
    - Кто говорит?
    - Да все. Все участки уже в курсе.
    - Понятно. А вы сторожа местного не видели? Он сегодня в сторожке не ночевал.
    И тут мне нехорошо так стало. Холодно. Потом, напротив, в жар бросило. “Вот что б тебе пусто было! Увязнет коготок и по самый локоть застрянешь в болоте этом криминальном. Говорила же мне жена:” Увидел пьяного - отойди!” Надо было её слушать, а не Игорька этого… “Пусти переночевать, пусти переночевать”. Тоже мне ангел-хранитель. Не имей дел с ворами и не будет у тебя проблем” - всё это пронеслось в голове в одно мгновение, а вслух я сказал ничтоже сумняшеся:
    - Не знаю. Не видел я никого.
    - Он вчера от нас в лес убежал, когда мы о Катерине Ивановне заговорили - сказал тихонечко подошедший сзади Алексей, - испугался он чего-то.
    - Интересно, - задумался капитан полиции.
    - Вы говорите отца застрелили? - переспросил Алексей Сергеевич.
    - Да. Странно всё это. Отверстие такое маленькое. Как от ТОЗ-овки. У нас в районе один судмедэксперт на три отделения. Ну мы и не стали его вызывать на место преступления. Ведь всё было и так понятно. Он труп в морге осмотрел и пулю достал. Говорит, не из винтовки стреляли. Самоделка. Потому пуля и застряла в черепе.
    - Кто же стрелял?
    - Разберёмся. Это вы не сомневайтесь. Идите домой.
    - Спасибо. Я лучше прогуляюсь по околице.
    Я направился к калитке, а тут, как раз, Катька шла. Обняла она Алёшеньку, и пошли они по дачной дорожке вместе. А та ему спину поглаживает, успокаивает, значит. А только на повороте обернулась она, посмотрела на меня и подмигнула хитро. У меня аж холодок в затылке волосы встопорщил. Хотел я перекреститься, да вспомнил, что не знаю, как правильно. Сплюнул смачно и домой пошёл. А полицейский капитан проводил их долгим задумчивым взглядом. А потом вздохнув, отправился участок осматривать.
   
    Они пришли к садовому домику Катерины, и она, усадив Алёшеньку за стол, собрала по-быстрому нехитрое угощение. Чай, тортик вафельный и сушки. Подложила красивые салфетки под чашки с блюдцами, а на них серебряные ложечки с позолотой положила. Налила кипяток, села, напротив. Смотрит. А в глазах слезинки блестят.
    - Почему так, Алёшенька несправедливо? Коли ты гад, сволочь последняя, так тебе всё. Все блага сразу. А коли чист ты, как младенец, ничего тебе с неба не отламывается. Всё трудом. Всё на износ. Из последних жил… А под конец ещё под дых так саданут, аж дыхание зайдётся.
    - На всё воля Божья, Катерина Ивановна. Он никогда не даст вам такой крест, который бы вы не вынесли. Молитесь.
    - Так несправедливо же!
    - Эх, Катерина Ивановна, нам ли судить? Это пока лукавый соблазняет всё хорошо и красиво. Всё справедливым кажется. Но… только кажется. А ну, как душу попросят у вас? Такие люди они ведь сами от спасения отказываются. Плохо это. Не понимают они, что теряют.
    - Э-э-э, не скажи Алёшенька. Вот, к примеру, Николай Степанович. Не удивлюсь, если он не одного человека порешил, пока депутатом стал.
    - Не надо так, Катерина Ивановна. Мы же не знаем с вами. Не надо.
    - Ну, ладно. Но то, что он у троих заводики отобрал и все автосервисы в Яхроме под себя потихоньку подгребает - это точно. А кто ж с добром своим добровольно расстанется? Нет, не говори, Алёшенька, нечисто тут. Точно говорю. Нечисто.
    - Говорят вы на нём жениться хотите…
    - Говорят, что кур доят. Я пошла, а титек не нашла.
    Она встала спиной к семинаристу, открыла шкафчик и пригубила немного.
    - А, что? Завидный жених. Богатый, успешный. Мужик, одним словом. А мне счастья хочется, Алёшенька, счастья, понимаешь?
    Она подошла к Алексею и, присев на пол, обняла того за ноги и голову на колени положила.
    - Знаешь, сколько я терпела? Как страдала? Знаешь? Интернат, третий посёлок, завод в Мухосранске… Меня ж за человека никто не держал. Понимаешь? Никто. А про душу ты мне не говори. Нет у меня души. Умерла давно. То ли, когда в двенадцать лет пьяные мужики снасильничали, то ли, когда в карты меня проигрывали, или, когда директор интерната своим дружкам депутатам меня на непотребство отдавал? Девятилетнюю? А я жить хочу. Просто жить. Понимаешь? А с Николаем у нас всё будет. И детишки, и поездки в Турцию, и хозяйство богатое, и мерседес.
    - Так у него же жена есть, - Алексей встал, освобождаясь от объятий.
    - Хм… - улыбнулась недобро Катерина, - жена. Это ненадолго. Мужики падкие до бесстыжих баб. Это не проблема. Это легко.
    - Нехорошо это, Катерина Ивановна, нехорошо. Не по-Божески, не по-людски.
    - Нехорошо говоришь? А отчего ж нехорошо-то? У нас будут лучшие врачи, лучшие отели, лучшие машины, у детей будут лучшие доктора и учителя. Клубы престижные. Теннис, горные лыжи… Что ж нехорошего? И я счастлива буду, и дети мои. Миллионы так живут. И ничего. Счастливы.
    - Да разве в этом счастье-то? Эх, Катерина Ивановна, губите вы себя. А всё от того, что в церковь не ходите. Поверьте мне, не будет так.
    - Это отчего ж?
    - Дело в том, что найдётся другая, которая у вас мужа уведёт. Вы-то не вечно молодая будете. И депутатство его не вечное. И автосервисы другой, более сильный отберёт. А коли и не отберёт, так их ещё защитить надо. А это дело непростое. И нечестное. Никогда я не поверю, что нечестный человек любить тебя будет честно. Нет. Не получится у вас. Поиграет он и бросит тебя. Вот увидишь. И жену его ты не отобьёшь. У них союз от Бога. Венчались они. Нешто ты против Бога пойдёшь?
    - Как же быть, Алёшенька, что же делать? Ведь я счастья хочу, покоя… Семью свою родную, детишек, мужа, любящего… А кто ж меня шалаву, полюбит? А? Нет, только так и надо жить. Если б я на сопли твои поддалась, то и не выжила бы. Ни в интернате для детишек, кинутых, ни в посёлке нашем. Только злость и сила. А у меня есть сила! Я эвон как мужиками кручу! Как вздумается, так и поверну.
    - На чужом горе счастья не построишь. Тебе покорные нужны или любимые?
    - Не знаю.
    - Вот что, Катерина Ивановна. Выходите за меня замуж. Кончу семинарию, уедем в далёкий приход, детишек нарожаем. Любить будем друг друга до последних дней. И люди нас уважать станут. Это ли не счастье?
    - Ага. Из Мухосранска в Хацапетовку. Нет уж. Заколебалась я уже коровам хвосты крутить. Хватит! Не буду больше. Я в город уеду. В столицу.
    - А вы всё же подумайте. Подумайте. Не торопитесь. А я пойду пока. Слыхали? Отца-то не пестом от ступы убили. Застрелили его. Вот как.
    - Как застрелили?! Колька же не стрелял. Струсил.
    Алексей застыл, внимательно вглядываясь в глаза женщины. А через мгновение спросил, заикаясь:
    - Какой Николай? Николай Степанович?
    - Молчи, Алёшенька, молчи! Христом Богом прощу, молчи! - Катерина закрыла ему рот ладонью.
    А тот оттолкнул её и кинулся прочь.
   
    На улице совсем стемнело, когда к нам постучали. Я открыл. Вошёл давешний капитан и ещё несколько человек, которых я видел впервые.
    - Здравствуйте, Владимир Петрович. Тут такое дело… На орудии преступления пальчики Игорька нашли. Вот.
    - Игорька?! - у меня внутри всё похолодело.
    - Да. И ваши.
    - Что?! - я привстал, но капитан тяжёлой рукой меня усадил.
    - Да вы не волнуйтесь так, не волнуйтесь. Лучше скажите, как они туда попали?
    - Ну, не знаю, - я растерялся и пытался хоть как-то собраться с мыслями, - я же заходил к нему. Да. И не раз.
    - И толкли в ступе горох? - капитан без тени улыбки, совершенно серьёзно смотрел на меня.
    - Почему горох? Я, наверное, просто посмотрел её. Потрогал. И на место положил.
    - На место, говорите. Хорошо. Мы видели, вы приехали во время осмотра места происшествия, а где вы были до этого? Днём, и, главное, ночью накануне.
    - Днём на работе был, а ночью - дома.
    - А зачем к вам Дмитрий приходил утром накануне убийства?
    Я взялся за грудь, там, где сердце и попросил жену:
    - Милая, накапай корвалола. Сдавило что-то. Он нам круги отрезные поставляет. Последнюю поставку провалил. А денег просит. Говорил:” Оплати, Петрович, а я сразу две партии отгружу в следующем месяце.” Да только кто ж ему поверит? Разгильдяю. Я и круги-то у него по старой памяти купил. Ради Сергей Ивановича.
    - Вы знали о его планах на вечер?
    - Нет, упаси, Господи.
    - Понятно. А о чём вы ещё говорили? Кроме работы?
    Я задумался. Все знали, как я плохо относился к Сергею Ивановичу. И если я поведаю все детали того разговора… Но и молчать было нельзя. Митька, небось, давно раскололся, и моё молчание может быть неправильно истолковано.
    - Эх, - я вздохнул, -Сергея Ивановича мы обсуждали. Митька сказал, что знает, где старик деньги держит. Ему Катька подсказала. Ясно дело зачем. Ну вот его и переклинило. Старик, мол, жирует, с девкой моей, а я концы с концами еле свожу. Ну и решил он руки Катькиной просить. У отца. И денег на свадьбу. А Сергей Иванович и сам на Катьку запал. Я ему тогда так и сказал:” Не даст тебе отец ни денег, ни благословения.” А он не верил. То говорил, что он его любимый сын, ага, как же, “любимый”, то грозился уб… - я осёкся и постучал по горлу, словно там слово застряло, - побить отца.
    - Дмитрий не убивал отца. На песте нет отпечатков и кровь на рубахе не его отца. В ближайшее время мы его отпустим. Под подписку. Деньги-то ведь пропали.
    - Три миллиона?
    - Откуда вы знаете сумму?
    - Мне Алексей сказал вчера.
    - Нет, там была существенно большая сумма.
    - Вот как?
    - Да. А вы не видели сторожа местного? Игорька?
    У меня опять засосало под ложечкой, но я решил не отступать, а говорить честно. Тем более, что меня вроде бы никто не арестовывал и за руки не хватал.
    - А что, вы думаете это он… ну… Сергей Ивановича?
    - Мы ничего не думаем. Суд думать будет. Мы только очевидцев опрашиваем.
    - Здесь он, - сказал я, глядя в пол.
    - Что значит ”здесь”?
    - У меня на втором этаже спит.
    Полицейские переглянулись и быстро направились к лестнице, ведущей наверх. Я последовал за ними.
    Игорёк спал, громко похрапывая. Весь день он что ли проспал? Капитан его разбудил, и тот, протирая глаза, стал оглядывать, прищуриваясь, окруживших его людей.
    - Игорь Анатольевич Лемешко?
    - Да.
    - Вы арестованы по подозрению в нанесении тяжких увечий Сергею Ивановичу.
    Игорёк было вскочил, но несколько пар крепких рук усадили его.
    - Сами расскажете, как дело было? Или вам помочь?
    - Катерина Ивановна здесь?
    - Нет.
    Он поник немного. Но потом начал говорить. Сначала тихо, но всё более и более распаляясь.
    - Катерина здесь не причём.
    - Вот как? Это интересно. Я ведь вас об этом не спрашивал.
    - Не при чём она. Она святой человек. Сколько раз мне таблетки покупала, во время приступов помогала. А, главное, говорила она со мной.
    - О чём?
    Игорёк презрительно взглянул на полицейского.
    - “О чём, о чём…”, дурак! Не “о чём”, а как! Как с человеком. Никто так со мной не разговаривал. Она мне всё рассказывала. И беды, и радости. Я ей как брат был. Хотел бы, как муж, да куда мне, убогому, нищему да с судимостью. Да. Как брат. Точно говорю. Ну и узнал я, что она за Сергей Ивановича замуж решила. Из-за денег. Говорила: “Он старик. Долго не протянет, а у меня детишки в богатстве жить будут!”. Я ей, мол, какой к чёрту богач? У него ни гроша за душой!
    - Э, нет - говорит Катерина Ивановна, - есть у него немного.
    - Откуда?
    - Заводик у него небольшой под Дмитровом. Цементный. Так вот заводик-то непростой. Наш депутат, Колька Глушитель, через него деньги отмывает. Большие деньги. Они у него в шкафу, под пиджаками в спортивной сумке лежат. Знаешь, сколько в спортивную сумку евро помещается? Ну вот, Колька ему безнал гонит, а этот обналичивает, да ему в сумках таскает. Ну и самому обламывается немало.
    - А -ну как поймают Кольку и посадят. Что тогда делать будешь со стариком больным? Утки менять? Улыбнулась она тогда. Нехорошо так улыбнулась и говорит:
    - Не волнуйся, дурачок. Припасено у Ивановича немало. А коли схватят Кольку, то и старик долго не протянет. Это я тебе точно говорю. А я так про себя думаю. Зачем тебе, радость моя, старикан этот немощный? Помогу я тебе. Будешь Колькиной любовницей. Он жену-то свою точно никогда не бросит. У неё ж отец в правительстве Московской области работает. И ко мне захаживать будешь. А с денежками я тебе помогу. Знаю, как.
    Ну вот Митька-то к отцу тогда пришёл, да поругались они крепко, до рукоприкладства и кидания стаканами друг в друга. Сергей Иванович ушёл на кухню за валерьянкой, а я Митьке-то и шепнул, где деньги лежат. Ну тот и прихватил сумку-то. А мне по доброте что ли душевной, так по носу съездил, аж кровь брызнула. И ему на рубаху попало. Вот так вот людям помогать. Ну и сиганул, что тот спринтер, через забор, по тропинке, и в лес побёг на рывке. А отец как это увидел, схватил пест от ступки старинной и за ним. Да споткнулся. Ну, я и это… Ну… подошёл, пестиком тем его и приложил. От души так приложил. И ушёл.
    Минуту мы молчали, осмысливая услышанное. А потом капитан сказал:
    - Жив он был после удара вашего. Жив. Без сознания только. И вы его решили пристрелить. Да?
    - Пристрелить?! Упаси Господи. Никогда у меня оружия не было, вот те крест!
    - Значит Дмитрия Сергеевича мы отпустить не можем. Пока деньги не найдём… Копылов!
    - Я.
    - Здесь останешься. А нам пора к Катерине Ивановне наведаться.
    Молоденький полицейский ловко пристегнул руку Игорька к спинке кровати и сел рядом.
    А у меня в голове всё время вертелась фраза капитана, сказанная накануне: «Там была существенно большая сумма». Существенно! Это же сколько в сумке денег-то было? Страшно подумать!
   
    Ночь выдалась пасмурная. Освещение включить было некому. И мы в полной темноте с полицейскими и понятыми, нашими соседями, отправились к дому Катерины. Дачники разъехались, и в домах не светилось ни одно окно. Мерзко квакали лягушки в пожарном пруду. У калитки мы остановились и постучали. Тишина. Тогда мы вошли в дом. В гостиной горел огонёк. Не свет лампы, а огонёк. Это был единственный на наших участках дом, где сохранился настоящий красный угол с иконами. Под ними в красном ободке стекла тлела лампадка. А под ней на коленях стояла Катерина и истово молилась, осыпая себя крестами. Я опять удивился потрясающей способности этой женщины менять настроения, выражение лица и роли.
    Капитан кашлянул. Ничего не изменилось.
    - Здравствуйте, Катерина Ивановна.
    Она обернулась, словно только что заметила наше присутствие. Оглядела всех и, медленно опираясь о край стола, поднялась.
    - Ннну, чё припёрлись на ночь глядя?
    - У нас есть несколько вопросов к вам.
    - Прокурор шо ли? Вопросы задавать.
    - Ну, прокурор, не прокурор, а капитан полиции. Старший дознаватель. Я не хотел бы официальный допрос устраивать. Просто скажите, зачем вы сказали Игорьку, где деньги лежат?
    - А что? Нельзя было? Захотела и сказала. Это ненаказуемо. Нет такой статьи “за то, что сказала, где деньги лежат”.
    - Не совсем так. Точнее, совсем не так. Вы выступили как наводчица и соучастница убийства. По сговору, значит, с отягчающими. Плохо дело Катерина Ивановна. По этой статье предельного наказания нет.
    - А ты меня не пугай, - она вплотную подошла к полицейскому и заглянула тому прямо в глаза. Мне даже показалось, что не мигая, - ты мне дело то не шей. Не при делах я. Мало ли что сболтнула по глупости? Умысла-то у меня не было. Не бы-ло! Ничего у тебя не срастётся. Она отвернулась, открыла шкафчик и налила себе в рюмку. Села за стол и повторила:
    - Не виноватая я. Нет на мне ничего. Так что убирайтесь вон!
    - Хорошо. Но я просто вынужден взять у вас подписку о невыезде.
    И тут дверь распахнулась, и в комнату вбежал сержант.
    - Товарищ капитан, товарищ капитан! Там, этот, Игорёк… он… это… того…
    - Да не суетись ты, Климкин, говори, что случилось?
    - Игорёк, он это… Ну, в общем, я тут не причём, я глаз не спускал! А он…
    - Что?!
    - Он того… Помер. Вот.
    - Что значит “помер”?
    - Ну там, это, бутылка стояла початая… он и говорит: “Мне на зоне не пить уже. Позволь рюмочку пропустить. Тебе не убудет, а мне легче станет.” Ну я и отвернулся на минутку, а он хвать бутылку да из горла как засосал, а потом захрипел, глаза выпучил, задёргался весь и того… преставился. Я бутылку-то нюхнул. Уксус там был. Эссенция. Вот.
    Мы кинулись ко мне домой. Да толку-то? Ну, в общем, перевозка приехала, опять народ до полуночи у нас топтался. Да потихонечку и улеглось всё.
    Прошёл день, другой. Тишина. Я тут как-то встретил Наташку, бухгалтера нашего. Она мне и рассказала, что ей председатель новый сказал, что закрыли дело. Вот. Списали всё на Игорька. А про пулю написали “неустановленная личность”. И закрыли дело. Оно и понятно, зачем им лишние хлопоты? Заявителя-то нет. А сумка с деньгами то ли была, то ли нет. Непонятно. Катерина Ивановна уехала вскоре. А ко мне зашёл Алексей через месяц после этих событий. Я его чаем напоил, вареньем угостил. Ну и, как водится, разговорились. Он мне рассказал, что участок продал, да на эти деньги собирается в Малом Голоустном, на Байкале, дом купить. Приход собрать, да в местном храме, ещё староверском, службу нести. Хорошее дело. А я его и спрашиваю:
    - Постой, так и Катька ведь на Байкал уехала?
    - Сибирь большая. Бог даст и свидимся, - он перекрестился и поцеловал крест.
    - Какой у тебя наперсный крест чудной.
    - Да. Непростой. Очень старый. Говорят, им не одного беса изгнали. Мне его один игумен из Карелии подарил.
    Я протянул руку и стал рассматривать крест. Он был тяжёлый, очень толстый. Я заглянул снизу и похолодел: отверстие с нарезкой под пулю. Алексей потянул крест у меня из рук.
    - Пойду я Петрович, пойду. А вы молитесь. За меня, за Катерину… И за Игорька помолитесь.
    И пока я замер в оцепенении, встал и вышел.
    Больше мы его у нас не видели. А только лет через семь, был у меня в гостях приятель из Сибири. Как раз из Малого Голоустного. Ну я не мог его не порасспрашивать. Он и рассказал, что мол, да, есть у них и храм, и настоятель. Отец Алексей. Хороший храм, богатый. Со всех окрестных сёл к нам на пасху приезжают. И иконы у нас непростые. Есть с ликом Матроны, чудотворная, а есть мирроточащий Пантелеймон. Да. Богатый храм.
    - А у батюшки семья ли есть?
    - А как же ж. Домик у них ладный, хозяйство примерное. И детишек аж двое!
    - А как жену его зовут?
    - Жену то? Так Катериной Ивановной люди кличут. Добрая, тихая женщина. Хорошо у них всё. Ладно. Они ведь и школу воскресную построили, и больничку нашу отремонтировали. В сельскую школу книжек накупили немеряно! Да. Из Москвы везли. Хорошо у нас теперь. Видно Бог их нам послал. За всё, что мы там в прошлые годы вытерпели. Они ж и коровник построили. У нас теперь все работают. Даже китайцы, порой, на заработки приезжают. Хорошо у нас всё. Хорошо.
    “Да уж. Неисповедимы пути господни…» - подумал я и пропустил рюмочку Посольской без закуски.
Lucky