Мрачновато, но интересно.

Да уж,тема-то, можно сказать, не совсем предновогодняя!
Но...живо, интересно, прочла с удовольствием.
И всё-же хочется повеселее чего-нибудь, перед праздниками!

Ой... а история не нова.
У юмористов подобное часто слышим. )

ПРО скакивает.
Это когда скачут профессионально.
А кто не скачет, тот, как ни странно - козёл.
Непостижимы гримассы истории наших дней...

Я тут немного подправила.
Замечательный рассказ, но запятушки или их отсутствие, да еще и ошибочки...мешают. 

А помните деда Василича? Знатный был гробовщик. Мало таких ответственных людей осталось. Все больше халтурщики, да неумехи. Им лишь бы работу кое-как пошустрей сделать и деньгу получить. А Василич! Это был настоящий гробовщик. Он работу свою знал и любил.
Может кто-то и скажет:
- А что там … делов-то, четыре доски сколотить!
На что Василич ответит важно:
- Нет, брат… это дело серьезное! Тут ответственность большая. Гроб — это тебе не стул, за столом, на котором бутылка с водкой стоит! Это тебе не табуретка, какая-нибудь. Гроб – это в высшей степени значительная вещь, призванная украсить человека, в можно сказать, самый ответственный момент. В такой момент, когда человек должен выглядеть красиво и представительно. Ведь он не на огород картошку копать собрался и не к бабке за бутылкой бражки. Человек готовится предстать перед творцом своим, перед создателем! А тут негоже в лишь бы чем! Тут нужно так, чтобы посмотрел творец и сказал:
- Да! Хорошая у тебя (скажем, Трофим Кузьмич) квартирка. В такой квартирке ты у меня в лучшем месте обитать будешь! Такую квартирку не стыдно и на первый край Рая выставлять. Чтоб любой пожаловавший видел, в каком отличном гробике Трофим Кузьмич отдыхать изволит. Не гроб, а украшение всего небесного царства!
На что слушатель обычно возражал Василичу:
-Ну, ты и здоров, выдумывать, Василич. Ну откуда ты знаешь, как там и что? И с чего это упокойнику в Рай с гробом отправляться? Делать ему что ли нечего, гроб с собой тащить!
- Ничего я не выдумываю, - отвечал дед.
- Кто как верит, что с ним на том свете будет, так оно и получится.
- Ну не ты же в своем гробе туда отправляешься, а Трофим Кузьмич, - посмеивается слушатель.
- Так ну и что! - отвечает Василич.
- Мое дело для него такой гробик сделать, чтоб украшение того света! И никак иначе!
Трудно было переубедить Василича, что все по–другому и все не так. У него «свое» было в голове. Да и зачем, если гробы он делал такие, что залюбуешься. А думал бы как все, может, горбыли какие-нибудь колотил.
- Опять же, - говорит Василич, - лежит упокойник во гробе, весь украшенный цветами, лентами, кружевами. Фурнитурой общем. Подушка знатная, ботинки лаковые. Все на нем красиво, потому что тот свет, не кочегарка в Марьиной Роще. Родственники подходят проститься, все чинно, благородно.
А тут какой-нибудь халтурщик наколотил гвоздей да досок горбатых надставил. У правого ботинка гвоздь торчит кривой, а у плеча щель, в которую кулак пролезет. Тьфу! Срамота!
Очень таких «мастеров» не любил Василич и даже в молодости не раз бился с ними по-пьяни в трактире.
Знатный плотник был. Про него даже легенды ходили, как он не раз выигрывал споры с помощью своих произведений.
Скажет кто-нибудь…
- Да не верю я, чтобы гроб, такое простое сооружение, было ровное с каждой стороны до миллиметра! И ни одной щелочки! Ну не может!
И прет вся орава к Василичу в мастерскую мерить готовые гробы.
И вот очередной спорщик с вытаращенными глазами, чуть ли носом не упираясь в доски, меряет ниточкой каждую стеночку. Между каждой доской сует бритовку. И вправду. Нет изъяна! До миллиметра сходится каждый угол, длина, ровность стенки. Да еще напоследок ошарашит Василич спорщика такой подробностью, что одну доску обязательно со «слезой» ставит… А на вопрос для чего гордо отвечает: «Для запаху. Упокойник непременно должен чувствовать запах свежего гроба. Это, как в лесу погулять.»
Сколько деньжищ понавыигрывал так Василич… пропасть! Одно плохо. Тут же ватага, галдя, возвращалась в кабак и пропивала все до копейки. Только Василич это допускал, так как считал деньгами шальными. А тем более остаток дня его хвалили, говорили в честь него тосты и потом в округе рассказывали о нем на каждом углу, облепив все происшествие дополнительными подробностями. Естественно, при такой известности у него отбоя не было от охотников заполучить столь великолепные изделия.
Однако, как-то Василич пришел в трактир грустный. Заказал горькой и уединился в углу, где потише, и никто его не видит. Только больно уж личность знаменитая. Каждый лез беспрестанно и спрашивал у Василича, с чего он так загрустил? Ведь не может у такого умелого человека быть повода для грусти. Деньги есть. Жены нет. Все, вроде, нормально. Некому таскать его пьяного за космы и бить тряпкой по морде. И долгов нет! Не поймут товарищи Василичевой грусти.
Молчит Василич. Народ гадает прямо вслух, а он только машет головой и молчит, словно, налим в норе.
Вскоре, правда, отмяк. Третья стопка помогла.
- Строгаю, говорит, я сегодня гроб, ребята, и вот уже закончил и ладошкой его пригладил, а вдруг что- то кольнуло у меня в сердце. И в голову мысль такая тухлая, скорбная… мой это гроб-то. Ну, вот что хотите со мной делайте, а почувствовал я, что гроб именно мой. А я, знаете, гробов наперед не делаю, у меня все расписано, а этот наперед решил сделать, невиданное дело… заказов не было.
А народ удивляется…
- И сколько же ты себе, Василич, отмерил?
- Да вот думаю, сегодня ночью и отойду. Сейчас помяну себя и отойду…
Народ забушевал… Кто Василича отговаривает, кто наоборот говорит, что такие случаи место имели и даже часто. Особенно, бабки любят такие фортеля выкидывать. Гудели, гудели, сошлись на том, что Василич - человек особенный. Мастер большой… в авторитете… и потому надо его помянуть всем миром. Тут мелочиться не стоит.
Припомнили про Кочегарку в Марьиной Роще. Мол, де не в кочегарку собираешься, а к самому создателю! Потому хошь, как хошь, а проставится должен, как подобает в таких случаях. Василич оценив момент, сходил в мастерскую за червонцами. И то правда, зачем на том свете червонцы? Там все задаром. А с такой квартиркой, как у него, его непременно Бог прямо рядом с собой расположит. А рядом с Богом, все знают, нужды нет и всего вдосталь.
Хорошо «обмыли» Василича. Поплакали спьяну у друг друга на груди… вспомнили, каким он знатным плотником был и к двенадцати часам, благополучно пропив всю копилку, отнесли на плечах пьяного Василича в его каморку.
Друзья есть друзья. Все сделали исправно. Уложили Василича в гробик. Кое-кто, даже наслюнявив грязную пятерню, уложил косматые патлы товарища на прямой пробор. Потом поставили гробик-конфетку на табуретки и, положив внутрь бутылку, стопку, громко обсуждая такое важное событие, качаясь, удалились по домам.

***

Василич проснулся рано. С удивлением отметив, что все еще не скончался, он нашарил в гробу заветную бутылку и, опохмелившись из горла, с удовольствием втянул носом запах свежего гроба.
- Видно, ошибся я все-таки. Рановато мне к Боженьке собираться. Еще раз приложившись, он осторожно выглянул из гроба.
Каморка переливалась солнечными зайчиками. Его попытки выбраться не увенчались успехом. Гроб стоял высоко и иначе, как ковырнуть его с табуреток, вылезти вряд ли получилось бы. Так и успокоился несостоявшийся упокойник в гробу, то и дело прикладываясь к бутылке и не переставая шарить рукой, разыскивая закатившуюся под коленку любимую стопку.
Вскоре в коридоре загрохотало. Вчерашние его верные товарищи ни свет, ни заря спешили увидеть такого великого гробовщика усопшим. И любопытство было еще подогрето самим сверхъестественным обстоятельством, что Василич не просто так помер, а почувствовал загодя и успел смастырить себе ладный гробик. Это обстоятельство награждало его не только званием великого гробовщика, но и ясновидящего, отмеченного самим Создателем!
Каково же было их удивление, когда в каморке в душистом сосновом гробу, хлопая нетрезвыми глазами, преспокойно лежал живой Василич.
Тут разочарования не было. Все были рады такому исходу и, извлекая своего товарища из плена, тут же надоумили Василича, что сегодняшнее его утро, можно считать, вторым рождением. И раз он ошибся в своих расчетах, то должен непременно проставиться, причем, не слабее вчерашнего. Так как рождение! Это событие серьезное! И радостное! А на радостях не жмутся.
Тем более, удивляясь такому скоплению народа в маленькой каморке, пришел какой-то почтенный горожанин, давеча утративший кого-то из близких, и прилюдно выложил Василичу за его именной невостребованный гроб кругленькую сумму. В таких вопросах, а тем более при свидетелях, мелочиться не принято.
Ватага в количестве, примерно, пятнадцати человек, дружно двинулась к трактиру.
Василич во главе компании был весел и размашист. Рубил пятерней воздух, широко шагал и рассказывал, как испытал ночью ни с чем несравнимое блаженство, находясь в своем свежем гробике.
- А запах! Чистый райский аромат! Свежая сосенка с жужжащими пчелками. А удобство! В моем гробе лежать неописуемая прелесть. Все впору. Как-будто пиджак по телу шитый. Нигде ни занозы, ни бугорка.
В трактире восхваление своего творения продолжилось.
Народ дружно поддакивал и кое-где даже было видно открытые от восторга рты, в которые, правда, постоянно опрокидывались стопки с горькой.
В самый кульминационный момент разгоряченный, возвышающийся над всеми, Василич, в очередной раз, рубанул воздух и вдруг замер, через секунду кулем свалившись под стол.
Затих народ. Смотрит, а Василич помер. Во как! Чуть-чуть не угадал со временем. Что делать? Скинулись по копеечке и купили всем скопом товарищу своему гроб. Уложили его, волосы наслюнявили на прямой пробор. Красивый Василич лежит. Важный, значительный. Все, как полагается. Только у ботинка гвоздь кривой торчит, и щель сбоку, чуть кулак не пролазит.
Да, хороший гробовщик был. Сейчас таких нет, все больше халтурщики. С большой буквы гробовщик! И с людьми, как положено. Даже гроб свой личный и то пропил без сожаления. Теперь лежит поди скромно на задворках Рая.

Не. Неинтересно.
Это также неинтересно, как утонуть в унитазе.
Правда?

Я знаю.
Я пастух.

А шубу?
С барского плеча?
Обычно монахи. ой. монархи, ну эта  всякие там, при разрешении шубу дарят.

И я!!!
Меня не забудьте!
И мне с барского плеча!!!

Она временно в Германии ненадолго. Но я смогу её уговорить, если рассказ произведёт на меня неизгладимое впечатление.
"Неизгладимое" это не утюг.
Это пипец.