Я стоял на площади трёх вокзалов и рассуждал.  Ближе всего к стоянке, где я бросил свой автомобиль, был Ленинградский.  Но на севере нашей бескрайней Родины было уже не очень тепло.  Ярославский?  Хрен редьки не слаще.  Разве что махнуть на Дальний Восток?  Нет, не выдержу я неделю в купе с попутчиками.  Получается Казанский.  Чужая религия, чужой язык.  Зато Кул Шариф можно посмотреть. 
Пол часа назад я положил (Положил. Ха! Швырнул!) на стол руководителя департамента (хотя, в некотором смысле «положил», но не на стол а него самого) заявление на отпуск.
- Ну и куда же ты собрался? – откинувшись в кресле и состроив премерзкое выражение лица спросил тот.
- В деревню. В глушь. В Саратов!
- То же мне Чацкий.
Я вышел, хлопнув дверью, не дожидаясь подписи или, что скорее всего, обоснованного отказа в грубой форме.
Последние дни сдачи проекта буквально доконали меня. Ежедневная тяжёлая работа, совещания, заканчивающиеся далеко за полночь, тяжёлые споры с сотрудниками. И что в итоге? Труд нескольких месяцев работы моего департамента оказался никому не нужен. Площадка под огромный нефтеперерабатывающий комбинат будет расположена не в рассчитанном нами месте, а небольшом уездном городке, мэр которого является родственником министра энергетики России. Вот тебе и вся логистика, сейсмология и проектирование. Вот тебе бабка и Юрьев день.
И вот я на площади трёх вокзалов безуспешно пытаюсь сообразить с какого вокзала можно уехать в Саратов.  В конце концов надо же держать данное слово.  Даже данное сгоряча?  Не знаю.  Но другого названия в мою уставшую от бесконечной работы манагера голову не приходило. 
Я зашёл в здание Казанского вокзала и подошёл к кассам, пристроившись в хвост небольшой очереди.  Через пару минут заглянул в окно билетёрши. 
- Вам куда, молодой человек?
- Мне? – я запнулся.  В сам Саратов ехать не хотелось.  Из одной чадящей столицы в другой каменный мешок.  А смысл?  Вот если бы где-нибудь под Саратовом уютную деревушку найти.  Вот это была бы удача!
- Вы билет брать будете или нет? – повысив голос сказала билетёрша оторвавшись от своих очень важных дел и взглянув мне прямо в глаза.  Сзади зашумела очередь. Кончалась посадка на один из отходящих поездов.  И тут я выдал слово достойное быть разобранным на цитаты подобно знаменитому «ключу от квартиры, где деньги лежат».  Как оно попало в моё измученное нарзаном подсознание – ума не приложу.  Я посмотрел на билетёршу.  Оглянулся на очередь.  Потом, зачем-то, взглянул под купол вокзала и выдал
- Мне пожалуйста один СВ в Куганаволок.
Честно говоря, я думал очередь будет смеяться.  Или билетёрша вылезет из своей узкой амбразуры со словами: «Куда, куда?».  Ничего подобного не произошло.  Очередь молчала, а билетёрша хмуро заявила
- Куганаволок с Ленинградского.  Вы ничего не перепутали? 
Я захлопал ресницами в полной растерянности от того, что выдуманное мной название существует на самом деле.  И от неожиданности выдал довольно банальное
- Как с Ленинградского?
- Так! Может Вы имели в виду Волочёк?  Нижний Волочёк?
- Точно, - радостно объявил я. – СВ до Нижний Волочёк.
- А туда поезда не ходят. – сказала билетёрша и демонстративно уставилась в монитор своего компьютера. 
«О боже!»  Подумал я. «Женскую логику придумал явно не Бог.»
- Мужчина! Вы будете билет брать или как? У нас поезд отходит. – возмутилась стоящая позади меня дородная женщина с тремя чемоданами времён СССР.
- Так я уже практически взял. – сказал я громко для всей очереди.
- Девушка, милая! – я почти залез в окошко кассы – мне до Нижнего надо добраться, до Волочка.  Куда мне билет взять?
- Ближайшая станция Орехово-Рябинино. 
официальным тоном сказала она, очень похожим на выпадающие из динамиков объявления о прибытии поездов.
- Беру! - не задумываясь ответил я и оплатил билет.
- 213 поезд. Седьмой путь четвёртая платформа. Отправление через семь минут. 
Я сунул в окошко ещё одну купюру и пошёл искать поезд.

Проснулся я под ровный стук колёс.  В купе было ещё темно.  Вспомнился вчерашний день.  Да, наломал я дров.  Чёрт меня дёрнул тащится в эту «тьмутаракань».  Ну ладно, по крайней мере отдохну.  Парное молоко, … я пытался продолжить мысль, но ничего другого, кроме как «соломенные крыши» в голову не лезло.  Вот так городской житель забывает свои корни.  Да и было ли что забывать?  Какой-то очень маленький кусочек счастья на самом краю детской памяти.  Тёплое солнышко, добрые бабушкины глаза, синие, как полевые васильки.  Только не в начале лета, когда они бывают ярче неба, а ближе к осени, когда они голубые, как акварель, нанесённая на мокрую бумагу.  И глиняный кувшин. Настоящий кувшин, как из сказки!  С густым вкусным парным молоком.  Вагон качнуло и на столе звякнули ложки в гранёных стаканах.  Я встал и вышел в тамбур. «Как она назвала это место куда я еду? Нижний Волочёк?» А вот вспомнить название станции, где надо было сойти с поезда я не смог.  На стене висела схема станций с указанием времени прибытия на каждую из них.  Просмотрев список сверху вниз и снизу вверх, я вдруг упёрся взглядом в название «Орехово-Рябинино». Время прибытия 01-47 стоянка одна минута. – прочел я и посмотрел на часы.
01-46!!!! – я пулей метнулся в купе.  Плащ, костюм, портфель – я чувствовал торможение состава и понимал, что поезд вот-вот остановится.  Одеваться было некогда, и пришлось выпрыгнуть на перрон в спортивном костюме и с вещами в руках.  Поезд тут-же отправился в ночь набирая обороты и увеличивая частоту своих таких успокаивающих перестуков.
Наступила полная тишина. Особенно звенящая после железных, звякающих звуков отходящего от платформы состава. Ночь без луны – такая чёрная, что казалось будто эту густую темноту можно резать ножом.  Пара одиноких, не очень ярких фонарей, освещающих свои ноги.  Треск цикад.
Кроме меня на перроне никого не было. Я присел на лавочку и взглянул на звёзды. Это было волшебно!  В городе я никогда не видел такого количества звёзд.  Даже млечный путь был виден именно, как дорога, а не как воображаемая линия, состоящая из нескольких звёздочек.  Одна из них, ярко вспыхнув скатилась с неба.  «Хорошая примета» - подумал я. «Однако, что же мне теперь делать?». 
Пожалуй, для начала мы дождёмся утра. Я положил ноги на разбухший от вещей портфель и закрыл глаза.
Проснулся я от того, что солнечный зайчик неприятно щекотал веки. Прикрыв лицо рукой, я погрозил пальцем курносой рыжей и очень конопатой девчонке лет семи и тут же, как опытный командировочный взглянул на портфель.
Портфеля не было. Мои ноги лежали на берёзовой палке как на подставке.
Молниеносно сунув руку во внутренний карман, я убедился, что документы на месте. В кармане чувствовался вес дорогого телефона и портмоне.
Я успокоился. Карточки на месте, значит будем жить. Размяв руки после сна на неудобной скамейке, я тронулся в путь. Проблема с выбором пути решилась очень просто. От станции вела всего одна просёлочная дорога. Через роскошное поле ржи, на мой взгляд полностью созревшей и напоминавшей соломенное море во время штиля. Цикады замолчали. Зато высоко в небе, над самым центром поля поднимался к яркому солнцу маленький жаворонок, громко оповещая весь мир о своём великом подвиге.
Но, как всегда, до солнца он не долетел, камнем упал вниз и спрятался в золотой ржи. Далеко-далеко на самом краю поля парил, вырисовывая широкие круги сокол. Было тихо и спокойно. И я пошёл, огибая поле, в сторону светлой берёзовой рощи за которой, скрывался просёлок.
Лето уже заканчивалось, но здесь время как будто притормозило свой бег и зелень берёзовых листьев ещё радовала глаз сочностью красок. Было утро и поэтому солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву к невысокой траве, были заметны и похожи на сказочный веер из солнечных нитей.
Рядом со мной перелетая с ветку на ветку трещала сорока. «Весточку о приезжем разносит» - подумал я. «Сплетница!» – крикнул я ей и махнул рукой. Мне показалось, а может и в самом деле сорока приостановила свой перескок и как-то особенно громко, будто огрызаясь, прокричала мне что-то в ответ на своем птичьем языке. 
Настроение было отличное.
Рощица кончилась и поднявшись на небольшой холм у подножия которого лежал роскошный заливной луг я увидел впереди симпатичную деревушку. Она была небогатая, но той запущенности и разрухи, которой я немало посмотрел на просторах нашей необъятной Родины не было. Домики были старые, но ухоженные. Особенно меня порадовал крик петуха и какой-то другой деревенской живности. Это был настоящий сюрприз. И я понял, что меня угнетало во всех этих увиденных мною ранее деревнях. Нет, не безумное количество алкоголиков, которых можно было встреть даже в семь часов утра. Не постоянный мат и даже не бесконечная безысходность, сквозившая во всём. Нет. Меня угнетала тишина. Мёртвая тишина русских деревень. Ни кудахтанья кур, ни блеянья коз, ни коровьего му-у-у-у. Ни гармошки по вечерам. Даже собачий лай был каким-то тихим и нечастым, как будто собаки и сами боялись облаять приезжего. Страх, животный страх накрыл всю Российскую глубинку.
Что ж, после лихих 90-х им было чего бояться.
Я выбрал ближайший к околице дом и пройдя через калитку, которая закрывалась простым кольцом из грубой верёвки постучал в окно с наличниками.
- Чего шумишь? – раздался сзади приятный женский голос.
- Да я это, - я запнулся, увидев настоящую некрасовскую крестьянку в чистой простой одежде и с необыкновенной красоты лицом.
- Я это… В общем, хозяйка, нет ли водицы напиться? А то так есть хочется, что переночевать негде.
Она молча рассматривала меня, щурясь от яркого солнца, светившего ей в ромашковые глаза.
- Я, это, я отдохнуть у вас хотел. У вас комната не сдаётся?
- А сам то чьих будешь?
- Я, этих, московских. Тьфу, москвич я.
- Олигарх поди? Вон треники какие загранишные.
- Да нет, простой служащий.
- Чиновник что-ли?  Галь, А, Галь! Глянь ка кака фифа к нам приехала. Громко сказала она не поворачивая головы.
Из-за кустов смородины, там, где были аккуратные грядки с редиской и укропом, поднялась её подружка и взглянула на меня так, будто я был картиной в третьяковке.
- И шо?
- Чиновник, - сказала первая и прыснула, как девчонка.
- Да нет, я инженер. Обыкновенный инженер. У меня отпуск. Я хотел отдохнуть, молока попить…Я заплачу.
- Устал шо ли? – спросила Галя.
- Ну вроде того сдался я.
Женщины переглянулись.
Первая, имени которой я ещё не знал, сказала, вздохнув.
- А что. Веранда у меня тёплая. И вход туда отдельный. А надолго вы к нам?
- На недельку.
Она вытащила заткнутый под пояс юбки подол и поправив причёску пошла в дом. На крыльце, оглянувшись она меня окликнула:
- Ну что стоишь, как кол стоеросовый, иди в хату. Место твоё покажу.
Мы прошли в дом. Изба была необычно светлой изнутри, несмотря на маленькие, «зимние» окна. Видимо этот эффект создавали глиняные стены, побеленые широкими с ярко выраженной структурой мазками. Повсюду висели белоснежные, но абсолютно не знающие крахмала вышитые полотенца. Подушки на кровати, как-то старомодно сложенные горкой из трёх уменьшающихся подушечек, были накрыты ажурным тюлем.
- А ты шо, неверящий что ли?
Я оглянулся, но через секунду понял о чём идет речь. И посмотрел в правый от двери угол. Иконостас был хоть и не роскошный, но вполне себе впечатляющий. Под тёмно-красным стёклышком лампадки красиво мерцал масляный огонёк. «Живой» - почему то подумал я.
- Прости, хозяйка, не умею я креститься.
- Ну точно – неверящий – заключила она.
- Атеист – сказал я ей, а она сделала вид, что не расслышала непонятного ей слова.
Мы прошли в просторную залу, посреди которой стоял прочный (на века!) стол из оструганых досок. По центру и чуть по диагонали лежал белоснежный рушник, вышитый красными крестиками и петухами. А в центре рушника лежала перевёрнутая миска, явно что-то закрывающая от выветривания. В дальнем углу стоял бидон. Да-да . настоящий эмалированый бидон с крышкой! А рядом с ним такая же эмалированая кружка.
- Молоко? – спросил я с надеждой.
- Щас, будет тебе молоко на столе летом киснуть. Квас это. Муж у меня ушёл стожары править. Придёт уставший, вот встречу. – и она улыбнулась так, как будто внутри у неё загорелась лампочка. Глаза светились теплом и счастьем, а губы розовели, как молодой бутон пиона.
«Любит» - подумал я.
- А где ж я буду ночевать?
- Здесь. – она показала на веранду.
- А тута кушать будем. Ты уж не обессудь (как она легко переходит на «ты», подумал я) еда у нас простая.
Курочка, картошечка. Когда-никогда порося пожарим. Муж вот с поля придёт, если утки прилетели, уток набьёт, нет, так хочь рябчиков настреляет. Коли так, то можно будет юшку сганашить.
Я слушал её и ничего не понимал. Это было так странно. Вроде бы все слова знакомые, язык родной, а вот в предложения понятные моему измученному проектированием мозгу они никак не хотели складываться….
- Юшка? - только и смог сказать я- юшка это хорошо…