Попробую здесь поисправлять, свои недочеты:

Загадка родного дома

Автобус из города пришел по расписанию. Невысокая худощавая женщина первой соскочила на землю и заторопилась: предстояло идти еще шесть километров. Рядом сын Максим с Жанной, своей женой. Солнышко, отодвинув лучами белесый полог, медленно поползло вверх. По обе стороны дороги простирались поля, слева - извилистое русло реки с невысокими кустами по берегам. Дальше - плотная стена леса, подпирающего край неба.
- Нелли Максимовна, расскажите, как жили? – прервала молчание Жанна.
- Жили в деревне Умовское, куда идем, - ответила свекровь. - Я была единственным ребенком. Родители работали в колхозе. Через два дома от нас жил брат отца, у него семеро сорванцов было, с младшим из них, с Гришей я особенно сдружилась, - вздохнула женщина.
- Если тяжело вспоминать, давайте помолчим.
- Ой, что ты? Если молча шагать, дорога длинней на семь верст покажется, а с разговорами не заметим, как до места доберемся, - она осторожно, будто боясь что-то разбить, переложила сумку в другую руку. - В деревне было больше пятидесяти дворов. Когда война началась, мужиков на фронт забрали. Вернулись немногие, да и те, как мой отец, вернувшись, уехали в город.
- Почему?
- Жить в деревне стало невыносимо, - лицо женщины стало стальным, не закончив мысль, продолжила. - Отец попал в плен, там каждый день расстреливали. Когда дошла очередь до отца, он, мысленно простившись с жизнью, вышел из барака. Конвоиры торопили. На чужих, непослушных ногах шел вперед, перед глазами образ Серёжи - подростка, которого отец поддерживал, как мог, делился последними крохами. Но уберечь не смог: мальчик умер. Конвоиры подводили отца к месту казни, вдруг сзади раздался оглушительный взрыв. Солдаты, испугавшись, развернули отца обратно. За стенами барака раздалась стрельба, когда все стихло, на пороге появился русский солдат: "Товарищи, выходите!"
Женщина остановилась, поправив платок:
- В войну и мне казалось, что мир уже никогда не будет прежним. Отец вернулся, в колхозе работать не смог, все силы оставил в концлагере. Дом продали, уехали в город... Мне до сих пор жалко родного угла, всю жизнь хотела выкупить.
- А что теперь? – подала голос невестка.
- Теперь я иду домой. Мама скончалась рано, отец женился. Чужая женщина отобрала папу. Её дочь погибла, поэтому сына берегла и баловала, мне же спуску не давала, ругала почем зря. Перед смертью отец тайком передал деньги: «Выкупи наш дом». Мачехи дома не было, он лежал на кровати, тяжело вздохнув, поднялся на локте, поднял глаза к потолоку: "Сергей, подожди еще немного. Прощусь с дочерью и сразу иду к тебе". Я тронула отца за плечо, он перевел вполне осмысленный взгляд на меня и проговорил: "Пора мне. Сергей, подросток из конслагеря... я тебе о нам много раз рассказывал, помнишь? Вот снова пришел за мной, пора мне". Глазами показал, где находится Сергей, я повернулась, но, конечно, ничего не увидела. А когда повернулась, папа уже не дышал... Оставшись одна, мачеха родительскую квартиру приватизировала и на сына переписала.

Путники свернули влево, спустились к реке, прошли по висячему мосту.
- Хорошо-то как! – вздохнул полной грудью Максим.
- Да уж не зря сказано: родная земля силу придает, чужая отбирает, - вспомнила пословицу Нелли Максимовна. – Может и зря отец нас в город увез, маму потеряли. Прокормились бы - здесь огород, грибы-ягоды...
Дорога делила селение пополам: три дома слева и четыре справа - всё, что осталось от пятидесяти дворов. Прошли по узенькой тропе.
- Это мой родной дом, - чуть слышно проговорила Нелли Максимовна.
Дом выглядел неухоженным: бревна от времени почернели, краска на оконных рамах потрескалась, труба наполовину раскрошилась. Забор упал. Понятно, что здесь давно никто не жил. Нелли Максимовну волновало не это. Она наконец-то входила хозяйкой в дом, где родилась, где счастливо жила её семья...
Хозяйка перекрестилась, поклонилась в пояс:
- Здравствуй, дом! Всю жизнь ждала эту минуточку.
Сыну стало как-то неловко, он заторопил мать:
- Давай зайдем, что тут стоять...
- Возьми ключ, отворяй дверь, - мать достала ключ.
Поднявшись по крыльцу, Максим отпер замок. Открыл дверь, другую. За ним вошли женщины. На крохотной кухне у переборки стоял старинный кухонный стол, рядом стул. Слева - русская печь. Жанна заглянула в комнату:
- Дом небольшой, а работы предстоит много.
- Максим, - родительница быстро опустилась на стул.
- Да, мама? – сын стоял рядом.
- Выйди на сарай. Поднимись на чердак, там, у печной трубы справа есть проломленная доска, достань оттуда чугунок.
- Что там – золото? - улыбнулся сын.
- Чистейшее!
- И ты думаешь, оно до сих пор там? – поднял палец вверх сын.
- Хочу надеяться. Иди же!
Максим с Жанной ушли. "Интересно, - подумала Нелли Максимовна, - что там происходит?" Сверху были слышны шаги по скрипучим половицам - значит, сын на чердаке. Потом донеслось какое-то шуршание: видно, ищет проломленную доску. Какое-то время сверху не доносилось ни звука. «Наверно, не нашел, - сердце сжалось. - Ничего не поделаешь, здесь жили чужие люди…» Половицы снова заскрипели, через мгновение распахнулась дверь. В руках Максим держал чугунок. Тот самый!
- Давай сюда, - мать вытащила из чугунка холщовую тряпицу, развернула. На столе оказались крупные осколки.
- Что это? – в один голос спросили супруги.
- Ваза, - женщина бережно расстегнула молнию сумки, которую держала на коленях, достала сверток, развернула бумагу, молодые увидели изящную стеклянную вазу - сахарницу на тонкой ножке, осколки точно такой же лежали рядом.
Сын и невестка ахнули:
- Сахарницы?
- В войну настоящего чая не было, покупали в магазине сушеную грушу, запрессованную в брикеты, и заваривали. Нам с Гришей безумно нравилось жевать эту вкусную заварку. Она обычно лежала здесь на узких полатях, - мать подняла руку и показала, где раньше были полати. - Рядом сахарница стояла. Гриша вставал на четвереньки, я забиралась ему на спину, дотянувшись до полатей, доставала заварку. Отрезали небольшой кусочек ножом, потом я снова вставала на спину и возвращала брикет на место. В тот день Гриша пришел, как обычно. Мы попробовали достать лакомство, но не удачно: мама, как нарочно, положила брикет ближе к стене, чем обычно, рук не хватало до него дотянуться. Грише пришлось выгнуть дугой спину, чтобы поднять меня как можно выше. Только я нащупала брикет, как дверь распахнулась, и влетела мама:
- Победа!
От неожиданности я дернула рукой, зацепила сахарницу, та с грохотом упала на пол и разбилась. Мама оторопела, потом схватила меня в охапку, потащила в комнату:
- Ах, сорванцы!
Гриша убежал, а я досыта наелась «березовой каши». Получая очередную порцию, пыталась оправдаться: «Я не виновата! Вот вырасту, научусь писать, всем объясню, что без вины наказываешь…» Столько лет прошло, а чувство, что мама со мной поступила несправедливо, никак не отпускает. Да, сахарницу разбила, но не нарочно, нам-то нужен был не сахар. Только вот маме в этом так и не призналась.
- За всю жизнь так и объяснились? – удивился сын.
- Не получилось. Я мечтала: вырасту, куплю новую сахарницу, принесу маме и поговорим.
- Вот и поговорим!
Присутствующие вздрогнули от неожиданности, повернулись. В дверном проеме стояла мачеха с сыном.
- Вы откуда здесь? – голос Нелли Максимовны дрогнул.
- Откуда? Она еще спрашивает. Из города приехали.
- На чем? В автобусе вас не было.
- На такси приехали. Денег не пожалела, лишь бы посмотреть в твои бесстыжие глаза. Спасибо соседка рассказала, что батя тебе наследство оставил. А ведь сколько времени молчала, тайну вашу хранила. Ну, как партизан, честное слово, нашла чего скрывать. Будто не знала, что я все равно всё выведаю. Вот пришлось раскошелиться, платок ей купила теплый, пуховый, большой, лишь бы адресочек дала. И ведь не устояла перед подарком, как перед смертью открылась и раскрыла ларечек с секретом... Вот, значит, для чего муженек деньги припрятывал, сиротке дом купить, - богато одетая городская жительница преклонного возраста, прошла в комнату, оценивающе взглянула на жилище. – И ведь каждую получку, не то трешника не досчитаюсь, не то рубля или двух. Сбегаю в цех, у кассирши узнаю сколько получил, а он ни разу не сознался в воровстве. После смерти нашла квитки, складывал в коробку из-под ботинок на антресоли. Видно паршивца совесть глодала.
- А Вас не гложет?
- Что могла я для тебя всё сделала.
- Всё? И квартиру родителей своему сыну подписали во имя моего благополучия, - Нелли Максимовна кивнула головой в сторону сводного брата, - потому что обо мне беспокоились?
- Да, если бы не я? - закричала, краснея от злости мачеха. - Неизвестно еще, где бы вы с отцом были?
- Где?
- На помойке. Ну или вот здесь.
- А здесь не так уж и плохо!
- Вижу, что этим развалинам рада? Ну, ну, радуйся.
- Вас сюда никто и не звал, - набралась храбрости падчерица.
Незваные гости ушли, громко хлопнув дверью. У хозяйки дома где-то там глубоко внутри, будто ниточка связующая прошлое и настоящее лопнула, стало легко дышать.

Отредактировано Нина Гаврикова (2016-08-23 18:48:27)

Да, хотелось показать разницу между красотой природы и человеческими отношениями.

Без проблем - исправила на путники!

Два слова паршивец убрала, чтобы не было навязчивым. Хотя повтор был задуман так, чтобы показать отношение мачехи к своему мужу.

Благодарю за отзыв и замечания!
С уважением, Нина!

Все исправила, благодарю за помощь!!!