Она попыталась приподняться, собираясь уходить.
Но мужчина крепко взял её за руку.
- Не надо торопиться. Поспешные решения помогали вам первое время скрываться от них, но это, всего лишь, случайность. Я - учёный и привык опираться на факты. А факты таковы, что нам с вами надо срочно спрятаться.
- Мне с вами?! - переспросила Лиссэль, не испытывая абсолютно никакого желания проводить время с таким неопрятным и очень странным мужчиной.
- Да. Так надо. Недалеко отсюда, на Патриарших, есть квартира. Она в очень старом доме. Полуподвальное помещение. Вход со двора, а двор проходной. Лучшего места не найти. Позволите я провожу вас?
И не дожидаясь ответа, подал ей руку и одновременно бросил на стол с недопитым кофе несколько бумажек.
"Доллары" - инстинктивно отметила Лиссэль.

Старенькая однокомнатная квартирка поразила девушку. Вниз, в комнату вели ступени, с одной стороны огороженные перилами. Пол был деревянный. Нет, не паркет и не имитация дерева. Это были строганые и покрашенные странной красновато-коричневой краской доски. Местами краска потёрлась. Были видны следы каблучков шпилек и выбоины от тяжёлых предметов. От порога по диагонали был брошен самодельный коврик-дорожка из разноцветных, изрядно полинявших ниток. А напротив у стены, от пола и до потолка стоял роскошный старинный комод. Посуды видно не было. Дверцы были непрозрачные, дубовые, украшенные затейливой резьбой. Створка левого шкафчика, от которого вниз к столешнице спускались толстые балясины была приоткрыта и на ней висело белое вафельное полотенце украшенное красными петухами в крестик, но не вышитыми, а нарисованными. Слева, под очень высоко расположенным окном стояла огромная железная кровать, небрежно заправленная накинутым на неё клетчатым пледом. Напротив кровати - самое неожиданное, настоящий камин. Было видно, что его недавно топили. Правда, дрова все прогорели, а угли покрылись белой поволокой, которая местами уже не могла скрыть остывшую черноту, а местами вспыхивала или, скорее, просвечивала ярко красными пятнами. Их уже нельзя было назвать огнём, но и сказать, что камин потух, было бы преждевременным. В нём ещё теплилась жизнь.
Было холодно. Но не сыро.

Вальтер не сел, а буквально плюхнулся в кресло качалку, сразу набрав довольно частую амплитуду.
Он даже не подумал предложить присесть бедной уставшей девушке. Ох уж эти учёные – таланты….
При особенно резком покачивании он схватил с каминной полки бутылку виски и бокал, а при очередном, вернул бутылку на место.

«Рукописи не горят» - вполне закономерно пришло й на ум.
- Ну, вы же знаете, над чем мы работали с Бруно? – резко, без каких-то ни было вступлений начал Зауэр.
- Ну… в какой то мере… да. Над камнями?
- Над камнями?! - Вальтер презрительно оглянулся.
- Мы работали над величайшим посланием в истории человечества! Мы смотрели в глаза Богу! Мы видели Свет Потухшей Звезды!

- Ну да…. Впрочем, опустим детали, - он вздохнул, как умеют вздыхать мужчины, всем своим видом показывая свою важность и вашу никчёмность. Смешные. Как мальчишки. Так и хочется потрепать его по голове и принести ему вкусный черешневый компот.
- Ну да. – Зауэр продолжал. – сначала мы сделали дупликатор. Спросите меня почему и зачем? Так я вам скажу: Я незнаю. Так раскрылись чертежи, зашифрованные в гранях, и как оказалось в кристалической структуре бриллиантов. Бруно считал, что это устройство связ. Кого? С кем? Как было можно с ним работать, если устройство всего лишь дублировало любой предмет, в него помещённый. Я пробовал класть знаменитые золотые пластинки с символами человека, нашей планеты, простейшими логическими формулами, которые едины и верны в любом измерении. Ведь истина – всегда истина. А истина и ложь вместе … зависит от того сложение это или вычитание.

Лиссэль сказала ей тогда:
- Ты слишком много времени бываешь дома одна, Марина. Эти твои мысли, они от безделья. Тебе надо найти работу. Лучше тяжёлую. Ты не заметишь, как станешь счастлива. Вы будете рады видеть друг друга по вечерам. И не смотря на усталость выгадывать минутки для любви. Минутки для детей. Секунды для родителей. Пойми, мы живём не для себя. Это скучно и примитивно. Только когда ты живёшь заботами других, никог при этом не ставя выше других, только тогда – ты будешь счастлива.
Тебе надо найти работу, Мари…
А тут эта математика. Я ничего в ней понимаю. Не чувствую. Там, я чувствовала, как помочь подружке, я чувствовала, кто из них врёт, а кто искреннен. А здесь в этих цыфрах и механизмах я ничего не чувствую. Ничего.
- И что? – не подавая и тени сомнения переспросила она.

Я вышел во двор глотнуть свежего ночного воздуха. Передо мной стояла дорогая машина Бруно, на крыше которой красовались шесть абсолютно одинаковых чашек кофе.
Я не спал всю ночь.
Утром, молочник рассказал мне, о происшествии в кафе. В нашем городе редко случаются сколько -нибудь значиме события. Это было из ряда вон! Я понял всё.
А в связи с потерей аппарата, мне здесь оставаться было небезопасно. Я решил бежать.
Когда мы с Бруно занимались камнями, да-да, мы знали, что в Союзе есть ещё один камень, мы попутно обнаружили один парадокс, который не смогли объяснить, даже не знали с какой стороны к нему подойти.
Дело в том, что в разнух городах Земли мы обнаружили странные комнаты. Как правило они находилисьлибо в антикварных магазинах, либо в монастырях. В местах, где умеют хранить тайну.
Некие узлы, аномалии поля тяготения земли были нам известны давно. Одно из них находилось в нашем городке, в Канаде. Камень, который лежал в кармане Бруно, когда мы попали в эту комнату, нагрелся так, что обжёг руку Орловски, полезшего за зажигалкой.
Мы выдвинули теорию, что он реагирует на реликтовое излучение. На излучение, растекающееся по нашей вселенной со времени большого взрыва. И оно очень неоднородно. Бриллиант навёл нас на мысль, что неравномерность распространения реликтового излучения может быть связана с деятельность цивилизаций, существовавших до большого взрыва. Как они могли оставить следы? Или… послание? Предупреждение об опасности?
Мы не понимали. Бруно высказал предположение что это связано со столкновениями чёрных дыр, которые могут быть не случайными, а несущими в себе информацию совсем из других времён и пространств.
Впрочем, это не важно. – добавил Вальтер, взглянув на Лиссэль и увидев её совершенно ничего не понимающий взгляд.
Суть в том, что была рядом с нами, в Торонто, комната. Обычная с виду комната… Музея филателистов. Ничем особенно не примечательная. Вот только одно окно в фондах музея было всегда наглухо зашторено. Дело в том, что если откинуть полог, вы бы увидели улицу совсем другого города Земли!

- Мы потерям возможность связаться с цивилизацией, намного нас опередившей в развитии. Настолько, что ни понять их логику, ни моральные принципы мы не сможем.
- Но если они такие.. такие… развитые… зачем нам с ними говорить? Если мы не сможем их понять?
- Ну как же?! Ну как же вы не понимаете? Это  , вот вы смогли бы объяснить муравью, что не надо ползти там, где вы пролили бензин. Можно сгореть или отравиться. Вы бы смогли?
- Ну не знаю… - замялась девушка – я бы постучала травинкой. Не пустила бы его туда. Подвинула бы в сторону.
- Вот!!! - Вскричал Вальтер – Вот!!!
Ведь вы бы не стали ему ничего объяснять. Ещё бы! Ведь он существенно ниже вас по развитию. Он просто ничего не поймёт. Вы силой изменили его судьбу. Силой. Вы заставили его изменить свои планы.
А ведь муравей вас не поймёт. Не поймт почему НЕЛЬЗЯ. А вы не сможете, да и не захотите ему объяснять…
Это… Это несправедливо.
- Как же быть?
- А вы попробуйте подать ему знак.
- Но как?!
- Подумайте.
- Ну не знаю… Положу на его пути поперёк тропинки соломинку.
- И он поймёт, что это странно. И задумается.
- Наверное. Но я не уверена.
- Всё верно. Бриллианты – это знак.
- Хороший? Или плохой?
- Бруно говорил, что о хорошем редко предупреждают друзей. Приятный сюрприз – это всегда праздник. А вот о том, что ваш благоверный или благоверная гульнула – вам каждый встречный поспешит рассказать. К сожалению, предупреждают обычно о плохом.
- Значит с нами что-то должно случится?
- Ну, с нами уже случилось, скорее человечество ожидает неприятный сюрприз.
- Что же делать?
- Я не знаю. Но если вы положите камни в футляр, который явно предназначен для их хранения – мы никогда этого не узнаем. Никогда.
На улице послышались хлюпающие по лужам шаги. В дверь аккуратно и вежливо постучали.

Эпилог.

Этот старый, многое повидавший на своём веку город спал, как младенец. Улицы были тихи, дворники ещё не проснулись, и только редкая поливалка, проснувшаяся ни свет, ни заря, вздыхая поливала улицы и газоны под моросящий с неба дождик. Серо-свинцовые тучи ласкали крыши домов. В которых не светилось ни одно окно. И только узком и старом арбатском переулке скрипел фонарь. Он был подвешен на двух проводах прямо над улицей. Похожий на маленькую летающую тарелку. Свет его был тусклый и жёлтый. А скрип громкий и тревожный.
Иногда края его светового пятна накрывали маленькое оконце, расположенное в странной яме в тротуаре, накрытой зарешёченной рамкой. И тогда в комнате то вспыхивал, то пропадал жёлтый неживой свет. Выхватывая из темноты кровать, в которой беспокойно ворочался немолодой человек, то укрывающийся, то скидывающий одело на пол.
Прошелестел шипованной резиной чёрный автомобиль известной немецкой марки. Хрюкнул странным звуковым сигналом. Зачем? Наверное, привычка.
Человек повернулся, нащупал в темноте спички (так старомодно…) и закурил. Подошёл к окну. Что бы что-то видеть, ему приходилось смотреть вверх, в чёрное московское небо. Он глубоко затянулся.
Жёлтый свет фонаря вырвал из темноты стол, покрытый зелёным сукном, на котором валялись в беспорядке несколько бумажных листков и дешёвая шариковая ручка.
В эту ночь чёрные машины разбудили немало людей. Они шныряли, казалось, по всем улочкам, смешно хрюкая и повизгивая шинами на поворотах.
Ни одна из них не остановилась. И из неё не вышли трое человек в тёмных кожаных плащах до самой земли. Нет Все они вернулись на Лубянку.
И только две из них, перекрыли обе арки одного из проходных дворов на Патриарших.
- Войдите – упавшим голосом сказал Вальтер и стал оглядываться по сторонам, вертя головой, как уж на сковородке.
Дверь скрипнула и в комнату спустился Андронов. Один. Без охраны.
- Растопим камин? – ещё спускаясь по ступеням то ли спросил, то ли приказал он.
- Вальтер – Лиссэль посмотрела на физика. Тот вздохнул и занялся дровами.
- Отдайте мне камни.
-Зачем – сама удивившись несуразности вопроса спросила девушка.
Андронов серъёзно, без тени улыбки взглянул на неё.
- Ну зачем нам сложности, правда?
В камине затрещали дрова. По углам запрыгали тени и отсветы.
Лиссэль поправила плед, накинутый на плечи.
- Отдайте камни, мы разойдёмся по домам и забудем этот плохой сон.
Лиссэль поняла – надо что то делать. Сейчас.
Она улыбнулась.
Она не знала Бруно.
Она не видела Мими.
Но она…
Она верила в любовь.
В единственное, ради чего стоит жить.
- Эти? – она достала камни из сумочки.
Андронов нахмурился, чувствуя подвох.
А Лиссэль вздохнула. Легко, глубоко и с улыбкой на глазах.
И положила камни в футляр.
Голова закружилась. Перед глазами всё поплыло.
Комната исчезла.
Исчезло всё.

Лиссэль вздрогнула и открыла глаза. Голова болела нещадно.
Она чуть не уронила чашечку кофе. Наваждение какое-то.
Достала несколько купюр и положила на салфетку.
К сверкающему огнями клубу напротив подъехал лимузин.
Из него вышла белокурая красавица с глубоким декольте. Её вёл под руку красавец мужчина.
С неба, кружась и порхая падал кленовый лист. Он упал прямо на грудь светской львицы.

В новом году будут новые чудеса...

Сказка.

В сером королевстве, во мраке и холоде,
В надменном с блеклыми цветами городе,
Погрязшем навеки в болезнях и голоде,
Дрожащем в свете молнии,
Ночного грома грохоте,
В пустой дворцовой комнате
Душно от копоти.
Юный принц грустит,
Блестит слеза на ворохе,
Шевелятся губы и дело не в совести,
А в подлости мира.
Свет весь танцует в тусклом золоте,
Что слышно в его шепоте
Крик безысходности, безнадежности,
Как у летящего к пропасти,
Причина тому таится в голосе,
Заполнившем голову голосе, отцовском голосе.
Нет солнца в небе без облаков,
Нет на свете принцесс-
Это сказки для дураков
И уж, поверь мне, нет Бога,
Сын, поверь мне, нет Бога!
И он верил...
И вот однажды ночью, что темнее сажи,
Он тихо вышел из замка мимо спящей стражи,
Нарушив запрет, что дал король-отец.
Но это уже не важно,
Всему приходит конец.
Он шел по мокрым улицам,
Прочь из города, по жухлой траве,
Мертвой без солнца, от голода,
По лесу, что черней крыла черного ворона,
Сквозь густую чащу, полную ночных шорохов,
То ли сон наяву-все закружилось вокруг...
То ли явью во сне-все ожило вдруг...
И, как глухой туман, заполнил тьму
Знакомый с детства голос, отцовский голос...
Нет солнца в небе без облаков,
Нет на свете принцесс-
Это сказки для дураков
И уж, поверь мне, нет Бога,
Сын, поверь мне, нет Бога!
И он уснул...
И вот наутро под тенью старого дуба
Он проснулся от незнакомого звука,
От чудного пения птиц, встречавших солнце
И вдалеке на холме увидел незнакомца.
Он подошел к нему ближе
И что он видит:
Там внизу, за холмом, на солнечной равнине
С цветами в руках,
С венками в русых волсах
Гуляют девушки на зеленых лугах:
"Скажи мне, путнику, старец,
Разве так бывает,
Что темные тучи на небе солнца не скрывают
И кто эти девы, что в лугах гуляют,
Такие светлые, что сердце замирает, тает."
"Ну разве ты не видишь или глазам не веришь,
Что нет ни облака, ни туч на ясном небе,
А эти девы, что цветы вплетают в косы-
Все принцессы"-
Так старик ответил на вопросы.
"Полсушай, милый старец,
Пожалуйста, ответь мне,
Ведь если вправду все это есть на белом свете,
То есть и Бог где-то?!"
Старик пригладил бороду, улыбнулся:
"Я и есть Бог!"
И принц вернулся...
"Отец, я видел солнце в небе без облаков,
Я видел принцесс таких красивых,
Что не хватит слов.
Отец, ты знаешь, я видел Бога!

Отец, я говорил с Богом!"
Но король ответил:
"Нет солнца в небе без облаков,
Нет на свете принцесс-
Это сказки для дураков
И уж, поверь мне, нет Бога,
Сын, запомни, нет Бога! Нет Бога!"
"Отец, ну как же, я видел все своими глазами,
Также как вижу тебя!
Я мог коснуться руками той листвы,
Что растет под ясным небом,
Старца-Бога, принцесс, красивых и светлых!"
"Скажи мне, сын, гладил ли бороду старец?"
Принц задумался, припомнил и ответил:
"Гладил."
И красным, злобным рубином блестнула корона,
И смеялся король с высокого трона:
"Это жест кудесника. Он надул тебя.
Ты не попал бы впросак, если б слушал меня."
Но эти слова летели принцу вдогонку,
А в голове звучал голос, громко, звонко:
"Нет солнца в небе без облаков,
Нет на свете принцесс-
Это сказки для дураков
И уж, поверь мне, нет Бога,
Сын, запомни, нет Бога."
И вот он на лугу снова:
"Послушай, старец, меня ты больше не обманешь!
Отец мой сказал кто ты.
Ты сам знаешь, что
Нет на свете солнца в небе без облаков,
Нет на свете принцесс и не бывает Богов."
"Ты всего лишь кудесник и все, что есть вокруг-
Обман или магия- дело твоих рук."
...А в ясном небе резвились птицы бодро...
Ему ответил старец так по-отечески, добро:
"Сынок, зря ты так.
Ведь обманул не я тебя-
Ты сам пришел, значит, это судьба.
Знаешь, что солнце в твоем городе ярко светит
И там полно принцесс еще красивей, чем эти,
Но отец твой, король, наслал чары на сына
И ты не видишь их, смотришь мимо..."
Тут горечь обиды сдавила принцу грудь.
Он попрощался, пустился в обратный путь.
"Папа, выходит, не король ты,
А всего лишь кудесник. Это правда?
Только ответь мне честно."
Отец отвел взгляд в сторону,
Склонил голову и промолчал,
В ответ погладив бороду.
"Папа, значит тот, на лугу, Бог, а не лгун,
Такой же кудесник и он тебя обманул?!
И что же останется, когда развеятся чары?"
"А ничего не останется."-
Отец отвечает.
"Но я не хочу так жить, среди обмана и лжи.
Я хочу умереть, убить меня прикажи!"
И входит смерть, и задрожал принц от страха.
Смерть уже тащит принца на плаху
И тут вспомнил он,
Как прекрасный сон, тот зеленый луг
И все, что видел на нем,
И крикнул: "СТОЙ!
Я умереть не могу.
Пусть все будет, как есть.
Уж как-нибудь проживу."
И отступила смерть враз, покинув дворец.
И крепко обнял впервые сына отец,
И тихо, добро сказал:
"Сынок ,знаешь,
Ты тоже вот - вот кудесником станешь!